Еще одним удивительным примером рабской зависимости людей от их инстинктов может служить отмеченное нами упорное стремление восстанавливать муравейники в определенных точках планеты, где они заранее обречены на разрушение. В частности, я внимательно наблюдал, как на одном густо населенном острове в течение восьми земных лет все гнезда трижды разрушались в результате сотрясения земной коры. Для любого разумного существа было бы совершенно очевидно, что обитатели этого острова должны переселиться. Но земные животные этого не делают. Наоборот, словно выполняя какой-то ритуал, они собирают те же самые куски металла и дерева и кропотливо восстанавливают свой муравейник, который будет снова разрушен на следующий же год.
Но позвольте, — могут заметить мои противники, — какой бы абсурдной ни казалась преследуемая ими цель, тем не менее деятельность обитателей Земли явно выглядит целенаправленной, а это свидетельствует о некоей руководящей ими силе, которой может быть только разум.
И снова те, кто так думает, ошибаются! Суета людей, потревоженных землетрясением, как я отметил, напоминает движение молекул в газообразной среде. Если проследить за каждой такой молекулой в отдельности, то окажется, что она движется по очень сложной и прихотливой траектории, однако сочетание множества молекул сводит движение всей среды к простейшим элементам. Точно так же, если мы разрушим муравейник, тысячи существ начнут сталкиваться друг с другом, мешать друг другу, выказывая все признаки беспорядочной суеты; и тем не менее через некоторое время муравейник оказывался отстроенным заново.
Вот что представляет собой так называемый «интеллект» людей, который последнее время стало модным сравнивать с разумом ураниан! Но мода проходит, а факты остаются — факты, подтверждающие старые добрые истины о неповторимости уранианской души и избранном предназначении нашей расы. Со своей стороны я буду счастлив, если мои скромные, тщательно проверенные эксперименты помогут рассеять пагубные заблуждения и поставят обитателей Земли на то место, которое они и должны занимать среди живых существ. Разумеется, они весьма любопытны и достойны тщательного изучения, однако наивность и непоследовательность поведения людей должна всегда напоминать нам о том, какой непроходимой пропастью Творец отделил животные инстинкты от уранианского разума.
К счастью для себя, А. Е. 17 не дожил до первой межпланетной войны, за которой последовало установление дружеских отношений между Землей и Ураном. До конца своих дней он пользовался почетом и уважением. Это был простой добрый уранианин, выходивший из себя только тогда, когда ему противоречили. Для нас небезынтересно отметить еще один факт: на цоколе памятника, воздвигнутого в его честь на Уране, помещен барельеф — точная копия телефотографии, изображающей беспорядочную толпу мужчин и женщин. В глубине изображения почти безошибочно угадывается перспектива Пятой Авеню в Нью-Йорке.
Жерар Клейн
Предупреждение директорам зоопарков
Думаю, мне простят, если в изложении того, что мне известно, я пойду не самым коротким путем описываемые мной события трудно свести к сухому отчету. И, поскольку аудитория, к которой я обращаюсь, состоит из директоров зоопарков, иными словами, людей науки, они не упрекнут меня за попытку во всех деталях восстановить путь, которым я шел к разгадке тайны. Люди науки прекрасно знают, что поиск истины зачастую похож на блуждания в лабиринте, каждый поворот которого следует отметить и описать. Если я ограничусь лаконичным предупреждением, оно будет звучать столь невероятно, что я не осмелюсь поставить под ним свое имя. А потому, отправляясь на разведку, опасность которой трудно преувеличить или недооценить, я решил изложить оказавшиеся в моем распоряжении факты как можно более подробно и полно, а также выделить обстоятельства, которые придают делу удивительное неправдоподобие. Кроме того, предполагая, что мне предстоит встретиться с неведомой опасностью, я хотел бы оставить после себя свидетельство, не лишенное определенных литературных достоинств.
Я завсегдатай зоопарка. Мой дом находится метрах в ста от его неприметного, но живописного входа с улицы Кювье. Я люблю предаваться размышлениям в благодатной тени кедра, названного в честь известных ботаников Жюсье. Узенькая вымощенная булыжником дорожка тянется вдоль обветшалого здания, а затем змейкой уползает под зеленые своды листвы. Здание отгораживает зоосад от улицы, и если обратить внимание на короткие надписи на фасаде со стороны оранжереи, которые свидетельствуют о его древнем научном назначении, и вглядеться в его печальные провинциально-серые оконца, крохотное крылечко со старинной балюстрадой, то покажется, что в мгновение ока вы совершили путешествие на полвека, а может и на целое столетие, назад.
Миновав здание и оставив справа амфитеатр, вы увидите морского слона, который обычно нежится на бортике своего овального бассейна, куда из ржавого крана с головой грифона сочится струйка воды. Я испытываю глубочайшую симпатию к этому животному, которое с истинно королевским достоинством игнорирует выпады зевак. Морского слона никто не видел спящим. Он лежит и жует, полузакрыв глаза, похожий на гладкий бочонок с нахально торчащим плавником, словно он единственный охранник этой тюрьмы для зверей. Он хозяин этих мест, избежавший незавидной участи быть оплаченным аттракционом, ибо за возможность поглазеть на остальных обитателей, живых и мертвых (последние либо плавают в формалине, либо представлены одним голым скелетом), надо платить. Денежные поборы превращают всю эту клыкастую, когтистую, чешуйчатую, покрытую мехом или перьями живность, защищенную от людей решетками, стеклами или поручнями, в своего рода эксплуатируемых.
В тот памятный день я никак не мог собраться с мыслями. Обычно я бываю так поглощен ими, что, бродя по широким аллеям, обегающим центральную территорию, ничего вокруг себя не замечаю. Отчаявшись сосредоточиться, я побрел ко входу возле загона для медведей, увы, необитаемого. Я купил билет и вошел на территорию. Ноги сами привели меня к круглой конструкции с заборчиком, разбитой на несколько секторов, похожих на загородные садики. Это была слоновья площадка.
Многие считают слонов любителями всяческих проказ. Стоявшее перед нами животное качало головой и передней ногой, трясло ушами и, как заправский попрошайка, протягивало сквозь решетку свой хобот, хотя зрителей было всего трое я, пятилетний малыш, пытавшийся дать слону орешек, и его старший брат, останавливавший младшего то ли из страха, то ли из желания полакомиться самому. Слон, как гигантский пес, тщетно вытягивал хобот, упирался лбом в решетку и все же не мог дотянуться до орешка. Я подхватил мальчонку подмышки и поднял на добрый метр. Хобот ухватил орешек, и тот исчез в огромной пасти. Слон отступил назад и поклонился.
И тут произошло нечто невероятное. Слон внимательно посмотрел на меня и подмигнул. Это могло быть знаком признательности умного животного, но я придал ему определенный смысл. Мне показалось, слон благодарил не за орешек, а за помощь мальчугану. Мы с ним стали как бы сообщниками. Кстати, я верю в эмоциональное взаимопонимание и не знаю, почему бы нам не руководствоваться им в наших взаимоотношениях с животными.
Слон повернулся, бросил на меня еще один взгляд, как бы убеждаясь, что я никуда не исчез, и на мгновенье скрылся в своем стойле. Когда он появился вновь и направился прямо ко мне, его взгляд был суровым и серьезным. Он поднял хобот. Конец его сжимал комок бумаги. Я машинально протянул руку. Он положил мне в ладонь тугой, влажный шар. Опомнившись, я хотел было бросить его, но, подняв глаза, встретил устремленный на меня серьезный, настойчиво-вопросительный взгляд слона. Некоторое время мы смотрели друг другу прямо в глаза. Потом я перевел взгляд на бумагу и различил убористые строчки, написанные шариковой ручкой. Любопытство ли или взгляд слона заставили меня не выбросить комок тут же, не отходя от загона.