— Похоже на то, — прошептал Мишель, судорожно цепляясь за мое плечо.
От звездной пляски рябило в глазах; я перевел взгляд ниже и снова вскрикнул:
— Смотрите!
Вершины гор слева от нас исчезали одна за другой, срезанные ровнее, чем головки сыра ножом. И это надвигалось на нас!
— Сестра! — хрипло вскрикнул Мишель и бросился к двери.
Я видел, как он мчался по дорожке к обсерватории нелепыми длинными скачками метров по десять каждый. Ни о чем не думая, не испытывая ничего, даже страха, я машинально отмечал все происходящее.
Казалось, сверху наискосок падало огромное незримое лезвие, выше которого все исчезало. Наверное, это продолжалось секунд двадцать. Я слышал вокруг приглушенные возгласы гостей. Я видел, как Мишель ворвался в обсерваторию. И вдруг она тоже исчезла! Я еще успел заметить, как в нескольких сотнях метров ниже гора разверзлась, обнажая все свои геологические пласты, озаренные мертвенным светом иного мира. И в следующее мгновение катастрофа обрушилась на нас…
Дом задрожал. Я вцепился в стол, и тут окно вылетело, словно вышибленное изнутри гигантским коленом. Чудовищный вихрь вышвырнул меня вместе с остальными наружу, и мы покатились вниз по склону, цепляясь за кусты и камни, ослепленные, оглушенные, задыхающиеся.
Все кончилось через несколько секунд. Я опомнился метрах в пятистах от дома, среди обломков дерева и осколков стекла и черепицы. Обсерватория снова появилась, и, по-видимому, в полной сохранности. Было сумрачно; странный красноватый свет лился сверху. Я поднял глаза и увидел солнце, маленькое, медно-красное, далекое. В ушах у меня гудело, левое колено вспухло, глаза застилало пеленой. Воздух казался пропитанным неприятным чужим запахом.
Первая моя мысль была о брате. Он лежал на спине в нескольких метрах от меня. Я бросился к нему, с удивлением ощущая, что снова обрел вес. Глаза Поля были закрыты, из правой икры, глубоко разрезанной осколком стекла, лилась кровь. Пока я перетягивал ему ногу жгутом, свернутым из носового платка, брат пришел в себя.
— Мы еще живы?
— Да, ты ранен, но не опасно. Я сейчас посмотрю, что с остальными.
Вандаль уже поднимался, Массакр вообще отделался подбитым глазом. Он подошел к Полю, осмотрел его.
— Пустяки! Жгут, пожалуй, не нужен. Крупные сосуды не задеты.
С Бреффором дело оказалось серьезнее: он лежал без сознания с пробитым черепом.
— Его надо срочно оперировать, — заторопился хирург.
— В доме вашего дяди у меня есть все, что нужно.
Я взглянул на дом: он довольно успешно выдержал испытание. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но остальное как будто уцелело. Мы перенесли Бреффора и Поля в дом. Внутри все было перевернуто вверх дном, и содержимое шкафов валялось на полу. Кое-как мы поставили на место большой стол и уложили на него Бреффора. Вандаль взялся помогать Массакру.
Только тогда я вспомнил наконец о своем дяде. Дверь обсерватории была открыта, но никто оттуда не показывался.
— Схожу посмотрю, — проговорил я и, прихрамывая, вышел.
За углом дома мне повстречался садовник Ансельм, о котором я совершенно забыл. У него было окровавлено все лицо. Отправив его на перевязку, я добрел до обсерватории и поднялся по лестнице. Под куполом возле большого телескопа не было ни души. Тогда я бросился в кабинет. Здесь взъерошенный Менар возился со своими очками.
— Где дядя? — крикнул я.
— Не знаю, — ответил он, протирая очки платком.
— Когда это произошло, они хотели выйти…
Я выбежал наружу и принялся кричать:
— Дядя! Мишель! Мартина!
Кто-то откликнулся. Обогнув завал камней, я увидел дядю, который сидел, привалившись спиной к обломку скалы. Мартина стояла рядом, платье ее было разорвано. Даже в тот миг я не мог не залюбоваться красотой ее рук.
— У него вывихнута лодыжка, — пояснила она.
— А где Мишель?
— Пошел за водой к ручью.
— Что же это было, дядя? — спросил я.
— А что я могу сказать, если сам ничего не знаю! Как там остальные?
Я рассказал, что с ним произошло.
— Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что с жителями.
— Но ведь солнце уже садится…
— Садится? Наоборот, оно встает!
— Солнце заходит, дядя. Только что оно стояло гораздо выше.
— А, так ты говоришь об этом маленьком, жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад!
Я обернулся: там над изуродованными вершинами вставало сияющее голубое светило. Глаза не обманывали меня: в этом мире было два солнца.
Часы на моей руке показывали десять минут первого.
Среди развалин
Как ни странно было происходящее, я все время инстинктивно старался привести его к привычным земным нормам — ураган, землетрясение, извержение вулкана. И вдруг я оказался перед лицом немыслимого, безумного и в то же время совершенно реального факта: я находился в мире, где светило два солнца! Нет, я не в силах передать охватившее меня смятение. Тщетно пытался я спорить против очевидной истины:
— Но ведь мы же на Земле! Смотри, вот гора, обсерватория, а там, внизу, деревня…
— Я, конечно, сижу на земле! — ответил дядя. — Однако, насколько я смыслю в астрономии, в нашей системе только одно Солнце, а здесь их два. А я не такой уж осел, чтобы не понимать значение этого факта.
— Но где же мы в таком случае?
— Я уже тебе сказал: не знаю! Мы были в обсерватории. Вдруг она задрожала. Я думал, землетрясение, и мы с Мартиной выбежали. С Мишелем столкнулись на лестнице, и тут нас всех выкинуло наружу. Мы потеряли сознание и поэтому ничего не видели.
— Зато я видел, — проговорил я, вздрагивая. — Горы вместе с обсерваторией исчезли в каком-то мертвенном свете. А потом меня тоже вышвырнуло, и, когда я очнулся, обсерватория снова была на месте…
— Подумать только! — горестно воскликнул дядя. — Четыре астронома, и никто не пронаблюдал!
— Мишель видел самое начало. Кстати, куда он делся?
— В самом деле, Мишель запаздывает, — забеспокоилась Мартина. — Пойду посмотрю.
— Нет, лучше схожу я. Но, бога ради, дядя, где, по-твоему, мы очутились?
— Ничего я не знаю, сколько раз тебе повторять! Во всяком случае, не на Земле. И, может быть, не в нашей Вселенной, — прибавил он вполголоса.
— Значит, Земля… для нас … навсегда?..
— Боюсь, что так. Но сейчас прежде всего найди Мишеля.
Я увидел его, не успев сделать и десяти шагов. Он появился из-за поворота в сопровождении двух незнакомцев — брюнета лет тридцати и огненно-рыжего крепыша, которому на вид было под сорок. Мишель церемонно представил обоих, что выглядело довольно смешно, учитывая обстоятельства:
— Симон Бевэн, инженер-электрик! Жак Этранж, металлург, директор завода!
— Мы хотели узнать, что с вами, — объяснил Этранж.
— Сначала мы побывали в деревне. Там уже работают спасательные команды, и мы послали им на помощь своих рабочих. Церковь рухнула. Мэрия тоже обвалилась и похоронила мэра вместе с семьей. По первым сведениям, в деревне пятьдесят раненых, есть тяжелые. Кроме семьи мэра, еще одиннадцать убитых. Но большинство домов уцелело.
— А у вас на заводе? — спросил дядя.
— Ущерб невелик, — ответил Бевэн. — Вы же знаете, стандартные дома легкие и монолитные. На самом заводе сдвинулось несколько станков.
— У нас есть хирург, мы пошлем его в деревню, — сказал дядя. Потом повернулся к нам с Мишелем: — Вы, двое помогите-ка, мне: я хочу добраться до дому. Мартина, приведите Менара! Пойдемте с нами, друзья!
Когда мы вошли в дом, я убедился, что Вандаль и Массакр поработали здесь на совесть. Все было приведено в порядок. Мой брат и Бреффор лежали в постелях. Массакр собирал свой докторский чемоданчик.
— Пойду вниз, — сказал он. — Думаю, там для меня тоже найдется работа.
— Да, да, — отозвался дядя. — Вот эти господа только что из деревни. Там много раненых.
Я сел на кровати рядом с Полем.
— Как себя чувствуешь, старина?
— Неплохо. Только нога немного болит.
— А Бреффор?
— Тоже ничего. Уже пришел в сознание. Мы боялись, что дело гораздо хуже.