— К концу войны в городе осталось совсем мало животных, — говорит вернувшийся хозяин, кивая головой в сторону кошки. И добавляет: — Их мясо похоже на крольчатину.
Он ставит передо мной тарелку, и хотя света недостаточно, по форме и скелету я понимаю, что это какое-то маленькое животное. Он уходит за ножом, а когда приносит, передает его мне ручкой вперед.
Ножом можно резать хлеб, не только человека, думаю я.
Я не привереда в еде. Когда голоден, ем все, что предлагают. Иногда покупаю сосиски по дороге с работы домой и готовлю незамысловатые блюда. Но чаще — отбивные в панировке, жарю их с приправой «Season All» и ем прямо со сковороды, стоя у плиты.
Мне приходит в голову, что на тарелке птица, и я пытаюсь вспомнить, какие перелетные птицы останавливаются в этих краях перед тем, как отправиться через промозглый серый океан на ярко-весенний остров, чтобы соорудить гнезда на вересковой пустоши. Хозяин, стоящий у края стола и наблюдающий, как я удаляю кости из стейка, подтверждает мою догадку:
— Голубь.
Разумеется, он берет продукты для приготовления блюд прямо на улице.
— Конечно, не белый, — добавляет он. — К сожалению, мы не можем достать все те ингредиенты, какие хотелось бы.
Неожиданно для меня блюдо вкусное.
Я спрашиваю, что за приправа, и, видя мой интерес, хозяин оживляется.
— Тмин. Very good? — кивает он мне, и я понимаю, что это одновременно вопрос и утверждение. — В этом блюде не хватает грибов, но их пришлось убрать из меню, потому что собирать опасно.
Хозяин стоит и ждет, когда я отложу приборы, чтобы забрать тарелку. Он быстро возвращается со сваренным кофе. Приносит две чашки и две стопки и, придвинув стул от соседнего столика, садится напротив, чтобы продолжить разговор. Кофе очень крепкий, но вкусный, шнапс тоже. И хотя мы в зале одни, он бросает быстрый взгляд через плечо, понижает голос и говорит, что слышал, будто у меня есть дрель.
— Мы также слышали, вы починили трубы в отеле «Тишина».
Я не уточняю, кто такие «мы».
— Дело в том, — продолжает он, допив сначала кофе, затем и одним глотком шнапс, — мне хотелось бы спросить, не могли бы вы смастерить мне дверь.
В третий раз повторяю, что я здесь в отпуске.
Ничуть не смутившись, хозяин говорит, что хочет заменить занавес в вестибюле на дверь, которая открывается в обе стороны.
— И так, чтобы было видно, кто входит, — добавляет он.
Я не успеваю возразить, как он уже достает из нагрудного кармана измятый, сложенный в несколько раз листок, разглаживает его ладонями и кладет на стол передо мной.
— With wings. Дверь со створками, — указывает он пальцем на любительский карандашный рисунок.
По рисунку видно, что дверь на петлях, арочной формы. Он немало потрудился над арочными сводами и щедро пользовался ластиком.
— Как на Диком Западе, — замечаю я.
Хозяин сидит за столом напротив меня с видом человека, наконец встретившего родственную душу. Он кивает.
— Точно. Джон Уэйн. «Непобежденные».
Я говорю, что не плотник и к тому же у меня нет нужного инструмента. И собираюсь встать.
— Без проблем, — отвечает он. — Вы мастер на все руки, я достану инструменты.
Когда я собираюсь заплатить, хозяин трясет головой. Вместо денег просит меня посмотреть трубы на кухне.
— Позже, — говорю я.
— Хорошо, в следующий раз, — соглашается он.
Хозяин провожает меня до двери, кошка тоже встает и следует за нами. И тогда я замечаю, что она одноглазая. Наклоняюсь, чтобы ее погладить.
— Кошки всегда живут дольше людей. Если не твоя, то какая-нибудь другая.
Хозяин стоит в дверях и указывает на вывеску в темном окне напротив, такие я уже видел повсюду в городе: «Сдается комната».
— Большинство жителей сдавали комнаты туристам. Мы надеемся, что туристы вернутся. Вчера в ресторан приходил один иностранец из отеля, сегодня вы. Это внушает оптимизм.
Вернувшись в отель, я застаю кинозвезду у стойки, они с парнем о чем-то беседуют. При виде меня оба быстро замолкают. Она оборачивается и здоровается со мной.
Это трудно объяснить, но меня вдруг охватывает желание прикоснуться к этой женщине, погладить ее по спине, чувство среднее между тем, когда гладишь кошку и свежеобшитую панелями стену. Следом возникает другое чувство, словно предвкушаешь приход весны, а она все не приходит, по крайней мере так, как ожидаешь.