Мадлен вздернула подбородок.
– Что ж, хорошо. По крайней мере, я избавлюсь от вашего общества. Мне надо было сразу же вам отказать. Но вы втерлись в доверие к батюшке, а я не осмелилась ему возразить. Теперь я сомневаюсь в его здравомыслии.– Она обернулась к Кассандре: – Я не буду устраивать сцен. Тебе ничто не грозит. Не беспокойся, когда я потеряю сознание. Шеню-Турей заманил нас в ловушку. Нам просто не повезло.
Горечь в ее словах заставила маркиза крепче сжать трость.
– Поплачьте, милая, возможно, я и разжалоблюсь…
– Что? Вы, кажется, сомневаетесь, хорошо ли оплатят ваш труд?
Она сама поразилась звучавшей в ее словах злости.
Хотя ответный взгляд Шеню-Турея свирепо блеснул, в душе он не ощущал враждебности к дерзкой девчонке. Кинься она ему в ноги, он, возможно, еще подумал бы, отвозить ли ее к Сен-Себастьяну. Гордячке, пожалуй, стоит напомнить, кто она есть.
– Сен-Себастьян имеет право на вас. И ваш отец это знает. Я не совершаю несправедливости, отвозя вас туда.
Встревоженная Кассандра, видя, что девушка засыпает, принялась растирать ей платком запястья и лоб. Она тормошила Мадлен, но та в полусне отталкивала ее руки.
– Не пугай меня, моя девочка, – в ужасе шептала служанка.
– Никто не имеет прав на меня, – удалось наконец выговорить Мадлен. Преувеличенная четкость ее речи указывала, что наркотик начал свою работу.
– Но вы ошибаетесь, мадемуазель. Есть документ – я сам видел его. Ваш батюшка расписался в нем собственной кровью.
Маркиз легко подцепил шнуровку ее корсажа острием своего клинка, и мягкая материя беззвучно распалась, обнажив девичий торс, защищенный теперь лишь корсетом. Он увидел, как неловко она пытается отшатнуться, и испытал злобную радость.
– Этот документ, счастье мое, ваш отец подписал еще до того, как вы появились на свет. Находясь в материнской утробе, вы уже принадлежали барону.
В глазах Мадлен потемнело, но осознать слова негодяя она все же смогла и ощутила глубокое отвращение.
– Отец… отдал… меня?…
Все закружилось в ее голове, все понеслось и повалилось куда-то. Мадлен уже не чувствовала прикосновений Кассандры и не видела вялой усмешки Шеню-Турея, наблюдавшего, как она теряет сознание.
Записка алхимика Беверли Саттина к князю Францу Иосифу Ракоци, написанная по-английски.
«4 ноября 17 43 года.
Его высочеству князю Францу Иосифу Ракоци Трансильванскому Беверли Саттин шлет свои почтительные поклоны.
С сожалением должен сообщить, что мы сделали неприятное открытие, касающееся Ае Граса. Я доложил бы об этом устно, но мне не удалось застать вас у себя.
Сегодня Доминго-и-Рохас был на Рю де ла Син-Шат, где располагаются лавки наших поставщиков. Как правило, мы ведем себя более осторожно, покидая ваши владения. Но поскольку стояло раннее утро, Доминго-и-Рохас не счел нужным маскироваться и, как оказалось, сглупил. Он (Доминго-и-Рохас) зашел в лавку старика Валенара за кое-какими ингредиентами, необходимыми нам в нашей работе. Пока Валенар отпускал товар, в лавку вошел еще один посетитель, закутанный в плащ до бровей, увидев Доминго-и-Рохаса, незнакомец словно бы испугался, и Доминго, поговорив с Валенаром, ушел.
Ему (Доминго-и-Рохасу) пришлось подождать. Когда же закутанный в плащ человек вышел из лавки, Доминго-и-Рохас последовал за ним. Человек шел быстро, словно бы опасаясь, что может быть узнанным. Представьте же себе его (Доминго-и-Рохаса) замешательство, когда незнакомец прямиком направился в «Логово красного волка». Там он скинул плащ, и стало ясно, что это Ле Грас!
Ле Грас засиделся в таверне. Он много пил и громко хвастал, что молчание в наши дни дорого стоит. Надо только уметь продать его и остаться живым. Доминго-и-Рохас наблюдал за ним сквозь маленькое окошко, а когда увидел, что тот сильно напился, со всех ног кинулся к нам, чтобы обо всем рассказать.
Итак, Ле Грас не уехал в Америку и не умер. В том, что он узнал Доминго-и-Рохаса, сомнений нет никаких. Кое-что в его (Ле Граса) речах показало Доминго-и-Рохасу, что он знает о нас и о вас больше, чем мы с вами о том полагали. Опасность, которую представляет этот мошенник, весьма велика.
Ваше высочество, позвольте мне нижайше просить вас обеспокоиться этим. И мы, и вы теперь под ударом, придите и ободрите нас.
Ваш слуга мною предупрежден, он сообщит вам обо всем, если вы увидите его раньше, чем прочтете это послание.
Писано в полдень.
Всегда ваш и готовый к услугам
Беверли Саттин».
ГЛАВА 5
Сен-Себастьян обернулся к Ле Грасу, развалившемуся на парчовом диванчике возле огромного книжного стеллажа Он говорил вяло, с какой-то ленивой скукой.
– Может статься, я ограничусь всего лишь внушением, если вы перестанете водить меня за нос, Ле Грас. Просто признайтесь: чего вы хотели добиться? Он встряхнул двумя пальцами мятую, покрытую неровными каракулями бумажонку.
Ле Грас помотал головой, не то отрицая свою причастность к письму, не то пытаясь протрезветь после недавнего возлияния. Он потер небритый подбородок и пробормотал:
– Это не так… барон. Вы… вы не так меня поняли…
– Вы думаете, Ле Грас? – негромко произнес Сен-Себастьян, похлопывая письмом по карману халата.– Вы ведь угрожаете мне. Нет, – резко сказал он, видя, что Ле Грас собирается возразить, – не отрицайте. Что значит весь этот вздор о человеке в черном и белом? Для чего вы придумали всю эту чушь?
– Но я ничего не придумал!
– Лучше бы вам не упорствовать, любезный Ле Грас.
Сен-Себастьян подошел к диванчику сзади, наклонился и положил руку на спинку. Бархат его халата коснулся щеки Ле Граса, и тот задрожал.
– Или вы настолько тупы, что решились меня шантажировать, не имея к тому никаких оснований?
– Я говорю вам, это был тот человек! – Ле Грас отшатнулся от Сен-Себастьяна, но длинная рука ухватила мага за ворот и закрутила жесткую ткань.
– Покайтесь, Ле Грас! Вы же знаете, ложь мне глубоко отвратительна.
Маг стал задыхался, хотя хватка барона была не слишком-то сильной.
– Я человек нетерпеливый, Ле Грас. Предупреждаю, ваше упрямство лишь многократно усилит мой гнев.
Лицо мага пошло багровыми пятнами, он вцепился обеими руками в обруч, перехвативший ему глотку.
– Но это был он! Сен-Себастьян обреченно вздохнул.
– Ладно, Ле Грас. Поскольку правды от вас все равно не добиться…
Он вдруг выпустил из рук воротник, и тот мгновенно перестал быть орудием пытки.
Приятно удивленный такой переменой в своем положении алхимик попытался подняться, однако спокойный, полный ханжеского участия голос одернул его:
– Не двигайтесь, мой дорогой. Я не давал вам разрешения встать.
– Но как же тогда…
– И позволения говорить вы тоже не получали. Барон обошел вокруг дивана и, оказавшись наконец в поле зрения мага, мягко сказал:
– Я не закончил, Ле Грас. И потому вынужден просить вас задержаться.
Тонкий длинный хлыст, незаметный дотоле, вдруг ожил в его холеных ухоженных пальцах.
Ле Грас ощутил холодок в районе желудка.
– Барон, – маг отполз в угол дивана. – Клянусь, я ни в чем не солгал.
– А я вам не верю! – Сен-Себастьян придвинулся ближе, наслаждаясь страхом, охватившим алхимика в воздухе внезапно остро запахло потом.
– Поверьте! Разве я виноват, что этот Ракоци по-другому представился вам?
Маг вжимался в диван, руки маркиза ласкали хлыст, запах пота усилился.
– Бедный Ле Грас, – мурлыкал Сен-Себастьян.– Такой неумелый лжец и такой дурачок – впрочем, кое для чего он еще пригодится…
Внезапно он резко взмахнул хлыстом. Кончик его рассек надвое подбородок Ле Граса. Движение было таким быстрым, что маг ничего не успел понять и лишь пронзительно взвизгнул.
– Я приобрел этот замечательный инструмент у одного бывшего работорговца, – сообщил Сен-Себастьян, отступая на шаг.– Он изготовлен из кожи африканского носорога. Хлыст пропитали маслом и вытягивали до тех пор, пока кончик его не стал тверже стали. Но вы уже поняли это, не так ли?