– Да, дерево прочное, – кивнул Жуанпор.– Отлично. Надеюсь, тут где-нибудь найдутся веревки?
– За алтарем. Возьмите их там.
Жуанпор снова кивнул и пошел к каменной глыбе. Там все еще возились де Ле Радо и Эшил де Кресси, опутывая веревками уже обнаженного пленника. Эшил трудился с прохладицей, игриво похлопывая лежащего, лицо его раскраснелось.
– Мы можем перевязать ему и еще кое-что. Я уверяю, это будет забавно.
Де Ле Радо бросил на сотоварища неприязненный взгляд.
– У вас в голове только похоть. Дело есть дело, ведите себя поскромней.
Де Кресси захихикал. Смех этот сбил с мысли барона, перебиравшего в памяти наиболее трудные заклинания. Раздувая в ярости ноздри, он обернулся.
– Эшил, немедленно замолчите. Иначе я вас прогоню.
Эшил надулся, пожал плечами и неохотно вернулся к работе.
Новый стук в дверь, новый обмен паролями.
На этот раз пришел де Ла Сеньи. Он прищурился, нашарил взглядом Мадлен, усмехнулся и поставил на пол тяжелую сумку.
– Я принес облачения, мой барон. Вам остается только произнести ваше заклятие.
Сен-Себастьян начертил в воздухе пентаграмму и произнес несколько странно звучащих слов. Затем он хлопнул в ладоши и негромко сказал:
– Господа, вы можете переодеться. Позаботьтесь, чтобы на вас не осталось светских вещей.
– Я сейчас.
Де Ла Сеньи шагнул в полумрак боковой ниши и через пару минут выскользнул из него переодетым в облачение круга. Оно напоминало сутану, но чересчур липло к коже и имело глубокий – от шеи и до лодыжек – разрез, открывавший при движениях тело.
– Я отложил ваше платье. То, красное с кружевами. Я правильно поступил?
– Да. И если вы возьмете на себя труд установить этот факел у алтаря, я тоже переоденусь. Браслеты на месте?
– Два серебряных и один из черного стекла. Они завернуты, как вы повелели.
– Рад слышать. Вам это зачтется. Де Ла Сеньи усмехнулся.
– Меня сейчас манит только одно. Могу я надеяться на какие-то льготы?
Он небрежным кивком указал на Мадлен, притянутую веревками к доскам.
– Возможно. Раз Тит мертв, это вполне возможно.
Сен-Себастьян величаво кивнул и зашагал к нише.
Когда он вернулся, все члены круга уже ожидали его. Только подвыпивший Шатороз все еще продолжал возиться с одеждой.
– Узники пробудились?
Барон прошел к алтарю. Теперь он был просто великолепен. Полураспахнутый красный шелк облачения открывал взорам собравшихся стройное, мускулистое тело атлета, почти не затронутое годами. Властность, являвшаяся его главной чертой, вышла сейчас на передний план, ибо ее уже не скрадывал лоск светского одеяния. На груди главы сатанинского круга поблескивали зловещие символы: пентаграмма и перевернутый крест.
– Еще нет, но девушка просыпается.
– Их надо взбодрить. Через четверть часа мы начинаем.
Сен-Себастьян отвернулся, казалось совсем не заботясь, выполнят его повеление или нет. Он был уверен, что выполнят: вокруг узников уже хлопотали.
Боврэ приосанился и, подступив к приятелю, развязно спросил:
– Ты доволен, Клотэр?
Сейчас этот низенький человечек вовсе не выглядел тем франтоватым глупцом, за какового многие его принимали. Облачение из черного шелка переменило шута, в маленьких глазках светились жестокость и злоба.
– Я еще не вкусил ее. Но скоро. Скоро.
– Что насчет Робера? Ты подумал о нем?
– Ну разумеется, я подумал.
Сен-Себастьян рассеянно потеребил пентаграмму.
– Тебе это понравится, мой дорогой.
– Я надеюсь.
Боврэ придвинулся к собеседнику и еле слышно сказал:
– Этот мой племянник – он изрядный осел.
– Мне тоже так кажется, – промолвил Сен-Себастьян, склонив голову набок.– Создается впечатление, что он слишком глуп, чтобы жить.
– Совершенно с вами согласен.
Боврэ поклонился и отошел. Сен-Себастьян повернулся к узникам, которые все еще спали. Он вознамерился выбранить своих подчиненных, но не успел. Несчастных уже поливали водой из кувшина. Девушка всхлипнула, маркиз замычал.
– Ну хорошо, господа. Время не терпит.
Он сделал два шага и хлестко ударил Мадлен по груди, потом, усмехнувшись, отвесил ей пару пощечин. Девушка вскрикнула и открыла глаза. На лице Сен-Себастьяна появилось довольное выражение.
– Да, дорогая моя, – сказал он тихо и вкрадчиво.– Это опять я. Я никуда не ушел, и ты от меня не сбежала.
Мадлен охватил ужасающий холод, способный, казалось, обратить в лед стекающие по ней струйки воды.
– Сен-Жермен, – прошептала она в отчаянии.– О, Сен-Жермен…
Сен-Себастьян изобразил на лице величайшее изумление.
– Ты тоскуешь по этому лживому щеголю? – Он поднял руку и ударил ее по лицу.– Теперь я твой хозяин! И зовут меня Сен-Себастьян.
Барон ущипнул пленницу за сосок, высокомерно выпятил челюсть и неспешно прошествовал к алтарю.
– Он тоже очнулся, – подобострастно хихикая, забормотал Эшил Кресси.– Стоит к нему притронуться, как он тут же шипит. Вот, поглядите!
Он ткнул пленника пальцем.
– Великолепно, Эшил. У вас будет возможность поучить его хорошим манерам.
Барон усмехнулся и возложил свою руку на холодные гениталии узника.
– Как грустно, мой друг, что я не могу предложить тебе одеяло. Но я обещаю, тебя скоро согреют. Не сомневайся и чуточку потерпи.
Он резко сжал пальцы, маркиз заскрипел зубами и плюнул. Сен-Себастьян отшатнулся и раздраженным движением отер со щеки слюну.
– Ты пожалеешь об этом, Робер. Глава круга повернулся на каблуках и, вскинув руки, обратился к сообщникам.
– Мы собрались здесь с именем сатаны на устах, чтобы провозгласить хвалу силе его и величию. Дабы воссоединиться с повелителем нашим во власти, могуществе и одержимости, мы приносим ему эти жертвы!
– Эти жертвы, – эхом отозвались все.
– Кровь вырождения обагрит твой алтарь!
– Кровь вырождения!
Конечности Мадлен затекли, душа ее обмирала от ужаса. До сих пор мучители только глумились над ней, а к настоящим пыткам еще и не приступали. Неужели прямо сейчас все и начнется? И потом растянется на сорок долгих ночей? Мадлен не могла в это поверить. Кто-то должен прийти, кто-то должен спасти и ее, и отца – она знала, кто это будет. Но она боялась даже мысленно обратиться к нему, чтобы волна отчаяния, охватившая все ее существо, не загасила слабую искру надежды. А жуткое пение становилось все громче.
– Тот, кто предал тебя, лежит пред тобой!
– Лежит пред тобой!
– Он понесет наказание за свое двоедушие! Сен-Себастьян вскинул кривой кинжал, его лезвие мрачно блеснуло.
– Понесет наказание!
Кинжал опустился. Барон точным движением вырезал на груди пленника пентаграмму.
– Он отмечен печатью твоей, сатана!
– Он отмечен!
Вопль торжества заглушил стоны несчастного.
– Ибо сила и власть принадлежат тебе одному!
– Сила и власть!
Медлен затрясла головой, но вопли не умолкали. Она не смела взглянуть на отца, душа ее разрывалась от сострадания.
– Да вострепещет он перед гневом твоим!
– Да вострепещет!
Сен-Себастьян взмахнул ножом и вскинул над головой кровавый трофей – ухо Роббера. Сатанисты завыли. Дикий вой нарастал, как волна, Сен-Себастьян поднес ухо к губам и слизнул с него кровь. Беснующаяся толпа качнулась вперед, она была близка к истерии. Барон знаком призвал всех к молчанию и вновь поднял кинжал.
Однако ожидаемого эффекта не получилось. Он был разрушен сторонним вмешательством.
– Рад, что я вовремя, джентльмены, – с легким пьемонтским акцентом произнес граф Сен-Жермен.
Облегчение, которое испытала Мадлен, ослабило ее так, что она обмякла всем телом и повисла в своих путах. Слезы, ничем уже больше не сдерживаемые, хлынули из глаз девушки, грудь пронзила острая боль, словно в нее вошел кинжал Сен-Себастьяна.
Собравшиеся обернулись, на лице каждого появилось выражение глупого изумления, какое частенько наблюдается у людей, пробудившихся от глубокого сна. Движения многих сделались неуверенными, сатанисты поеживались, переступая с ноги на ногу и опуская глаза.