Потом госпожа Мозес отставила тарелку, приложила к прекрасным губам салфетку и, подняв глаза к потолку, сообщила:
- Ах, как я люблю красивые закаты! Этот пир красок!
Я немедленно ощутил сильнейший позыв к одиночеству. Я встал и сказал твердо:
- Благодарю вас, господа. До ужина.
ГЛАВА 3
- Представления не имею, кто он такой, - произнес хозяин, разглядывая стакан на свет. - Записался он у меня в книге коммерсантом, путешествующим по собственной надобности. Но он не коммерсант. Полоумный алхимик, волшебник, изобретатель… но только не коммерсант.
Мы сидели в каминной. Жарко пылал уголь, кресла были старинные, настоящие, надежные. Портвейн был горячий, с лимоном, ароматный. Полутьма была уютная, красноватая, совершенно домашняя. На дворе начиналась пурга, в каминной трубе посвистывало. В доме было тихо, только временами издалека, как с кладбища, доносились взрывы рыдающего хохота да резкие, как выстрелы, трески удачных клапштосов. На кухне Кайса позвякивала кастрюлями.
- Коммерсанты обычно скупы, - продолжал хозяин задумчиво. - А господин Мозес не скуп, нет. «Могу ли я осведомиться, - спросил я его, - чьей рекомендации обязан я честью вашего посещения?» Вместо ответа он вытащил из бумажника стокроновый билет, поджег его зажигалкой, раскурил от него сигарету и, выпустив дым мне в лицо, ответил: «Я - Мозес, сударь. Альберт Мозес! Мозес не нуждается в рекомендациях. Мозес везде и всюду дома». Что вы на это скажете?
Я подумал.
- У меня был знакомый фальшивомонетчик, который вел себя примерно так же, когда у него спрашивали документы, - сказал я.
- Отпадает, - с удовольствием сказал хозяин. - Билеты у него настоящие.
- Значит, взбесившийся миллионер.
- То, что он миллионер, это ясно, - сказал хозяин. - А вот кто он такой? Путешествует по собственной надобности… По моей долине не путешествуют. У меня здесь ходят на лыжах или лазят по скалам. Здесь тупик. Отсюда никуда нет дороги.
Я совсем лег в кресло и скрестил ноги. Было необычайно приятно расположиться таким вот образом и с самым серьезным видом размышлять, кто такой господин Мозес.
- Ну хорошо, - сказал я. - Тупик. А что делает в этом тупике господин дю Барнстокр?
- О, господин дю Барнстокр - это совсем другое дело. Он приезжает ко мне ежегодно вот уже тринадцатый год подряд. Впервые он приехал еще тогда, когда отель назывался просто «Шалаш». Он без ума от моей настойки. А господин Мозес, осмелюсь заметить, постоянно навеселе, а между тем за все время не взял у меня ни бутылки.
Я значительно хмыкнул и сделал хороший глоток.
- Изобретатель, - решительно сказал хозяин. - Изобретатель или волшебник.
- Вы верите в волшебников, господин Сневар?
- Алек, если вам будет угодно. Просто Алек.
Я поднял стакан и сделал еще один хороший глоток в честь Алека.
- Тогда зовите меня просто Петер, - сказал я.
Хозяин торжественно кивнул и сделал хороший глоток в честь Петера.
- Верю ли я в волшебников? - сказал он. - Я верю во все, что могу себе представить, Петер. В волшебников, в господа Бога, в дьявола, в привидения… в летающие тарелки… Раз человеческий мозг может все это вообразить, значит все это где-то существует, иначе зачем бы мозгу такая способность?
- Вы философ, Алек.
- Да, Петер, я философ. Я поэт, философ и механик. Вы видели мои вечные двигатели?
- Нет. Они работают?
- Иногда. Мне приходится часто останавливать их, слишком быстро изнашиваются детали… Кайса! - заорал он вдруг так, что я вздрогнул. - Еще стакан горячего портвейна господину инспектору!
Вошел сенбернар, обнюхал нас, с сомнением поглядел на огонь, отошел к стене и с грохотом обрушился на пол.
- Лель, - сказал хозяин. - Иногда я завидую этому псу. Он многое, очень многое видит и слышит, когда бродит ночами по коридорам. Он мог бы многое рассказать, если бы умел. И если бы захотел, конечно.
Появилась Кайса, очень румяная и слегка растрепанная. Она подала мне стакан портвейна, сделала книксен, хихикнула и удалилась.
- Пышечка, - пробормотал я машинально. Все-таки это был уже третий стакан. Хозяин добродушно хохотнул.
- Неотразима, - признал он. - Даже господин дю Барнстокр не удержался и ущипнул ее вчера за зад. А уж что делается с нашим физиком…
- По-моему, наш физик имеет в виду прежде всего госпожу Мозес, - возразил я.