Взяв малыша поудобней, она вздохнула.
— Может быть, твой папа опять будет заниматься в гимнастическом зале?
Но, когда они подошли к бунгало, в спортзале никого не оказалось.
Касс обошла дом сзади — кухня, столовая и кабинет тоже были пусты.
По дорожке, окаймленной кустами с крупными розовыми цветами, она подошла к дому спереди. И здесь никаких признаков жизни! Они, правда, не договаривались о точном времени, но уже половина одиннадцатого. Может быть, Гиффорд еще в постели? Или в ожидании ее потерял терпение и решил поплавать в бухте?
Зайдя за угол, Касс увидела, что парадная дубовая дверь открыта. Она позвонила в колокольчик и подождала. Никто не вышел. Она постучала и подождала. Опять никого. Джек подпрыгивал на ее бедре, в своем веселье и не подозревая о важности предстоящей встречи.
Войдя в устланную кремовым ковром прихожую, Касс позвала:
— Гиффорд!
Ответа не последовало, но в тишине, царившей в доме, она услышала слабый звук льющейся воды. Видимо, он был под душем.
Касс взяла сына поудобнее.
— Мы дадим папе знать, что пришли.
Минуя старинные комоды и развешанные по стенам акварели с жанровыми сценками из сейшельской жизни, Касс пошла по коридору. И, остановившись возле открытой двери, заглянула внутрь. Это была спальня, вся выдержанная в светло-бежевых тонах. В дальнем конце спальни находилась ванная комната. Дверь в нее была приоткрыта, и Касс увидела Гиффорда. Он стоял боком к ней, наклонившись над раковиной и всматриваясь в зеркало. Он брился.
— Нашли! — воскликнула она.
Джек, сразу нахмурившись, посмотрел на мать.
Касс прошла на середину спальни, и малыш заморгал, начал озираться по сторонам.
У Касс учащенно забился пульс. Она ясно видела — Гиффорд был босиком, его единственной одеждой были темно-бордовые хлопчатобумажные боксерские трусы. Видимо, он только что принял душ, потому что влажные черные волосы были зачесаны со лба назад, а на плечах блестели бриллиантовые капельки воды. Нахмурясь и наклонив голову, он брился.
Замерев, она наблюдала за тем, как Гиффорд плавными движениями снимал пену и снова смывал бритву под струей воды. Снова снимал и снова промывал. Наконец он смыл остатки пены и потрогал свой подбородок. Закрыв кран, повернулся, чтобы взять полотенце. Джек громко чмокнул губами. Вздрогнув, Гиффорд повернулся и оторопел. Вчера вечером, увидев ребенка, он ничего не почувствовал. Никакой генетической связи. Никаких эмоций. Ничего! Только любопытство.
А с чего бы ему что-то чувствовать? — думал он потом, сидя на веранде и потягивая виски. Он не знал о ребенке и первые девять месяцев не видел его в глаза. А это значит, решил Гиффорд, уже поздно что-либо глубоко и по-настоящему чувствовать. Время, когда устанавливаются связи, ушло.
Но, как оказалось, было еще не поздно. Все внутри его сейчас перевернулось. Это были чувства, которые Гиффорд не мог бы точно определить. Но именно они пробудили в нем сильное желание громко заявить всему миру, что этот ребенок, этот здоровый красивый мальчик — его сын!
— Я не подкралась, — почему-то стала оправдываться Касс, вдруг сообразив, что без спросу вошла в дом и стояла, наблюдая за его хозяином. — Я позвонила в звонок и позвала, но...
— Я не слышал, хотя оставил переднюю дверь открытой, — сказал Гиффорд и шагнул вперед. — Сегодня утром ты выглядишь гораздо счастливее, — улыбнулся он малышу.
Джек долго и серьезно разглядывал незнакомого дядю из-под козырька, а потом протянул к нему свои ручонки.
Касс изумилась. Ее сын был приветливым и общительным с теми людьми, которых знал, но настороженно относился к незнакомым, особенно мужчинам. Что значит родная кровь! Во всяком случае, ребенок, казалось, обрадовался отцу.
— Твой сын, — сказала Касс, передавая ему Джека.
Гиффорд замешкался.
— Мой сын, — повторил он довольно мрачно, забирая у нее малыша.
Так он и стоял — высокий, сильный мужчина, неловко прижимающий малыша к своей обнаженной груди. У Касс комок подступил к горлу. Гиффорд смотрел на Джека с тем же притупляющим разум изумлением, с каким когда-то и она смотрела на своего сына, только что появившегося на свет. Этот трепет перед чудом созидания был ей хорошо знаком. Они оба причастны к появлению на свет маленького нового человеческого существа.
— Ты замечательный малыш, — произнес Гиффорд хриплым голосом, и Касс заметила, как повлажнели его глаза.
Слава Богу! Отец, которого наконец обрел ее сын, не был ни равнодушным, ни враждебно настроенным. Он принял свое чадо, и, судя по всему, ребенок ему далеко не безразличен. Это было хорошее начало, многообещающее. Посеяны семена будущей дружбы между ними.