‒ Кратко. Умер неделю назад в Испании, тело кремировано, прах у жены. Елена заниматься бизнесом не желает, поэтому «Пасьён» и «Сентименто» уже проданы. С нами пока непонятно, потому как теперь родственники буду ждать полгода, чтобы вступить в наследство, ‒ выдыхаю, протараторив важную информацию и откидываюсь в кресле.
‒ Стоп, Лана. Купер скоро прилетит для подписания бумаг… А теперь как?..
‒ Тебя реально только это волнует?
‒ Ты прости, конечно, ‒ Света подскакивает, ‒ но каждый, в первую очередь, заботится о своей заднице.
‒ Согласна. Его сын пока возьмёт бразды правления в свои руки, вот только пока непонятно, куда нас эти руки доволокут… ‒ постукиваю ноготками по столу, перебрав в голове сотни вариантов развития событий ‒ от дерьмовых до… самых дерьмовых, потому как позитива пока не намечается.
‒ Сын?
‒ Да‒да, тот самый, которого никто не видел, ‒ развожу руками.
‒ Почему же? Я видела. В прошлом году, на дне рождения Ларисы. Он был с женой: красивая, стройная, ухоженная брюнетка. И девочка-подросток с ними.
‒ Правда? ‒ меня словно кипятком ошпаривает. ‒ Марк Захарович говорил, что он был. Ты сейчас говоришь, что он был. Твою мать, а я где была в этот момент? ‒ почти кричу, не понимая, почему только я его не помню.
‒ А я тебе скажу, ‒ смеётся Светка. ‒ В тот день у вас Клинов ужрался до поросячьего визга. Вы ему скорую вызывали, чтобы промыть желудок, ну а пока врачей ждали, он успел заблевать весь номер и тебя заодно.
Сейчас в памяти всплывает озвученный момент. Суматоха, беготня и пьяный Клинов свели тогда меня с ума практически.
‒ Точно, ‒ бью себя ладонью по лбу, ‒ я тогда ещё в душе больше часа отмывалась. До костей готова была себя стереть, лишь бы отмыться от тошнотворного запаха и последствий пьянки Клинова. Но когда я спустилась, гости Кретова ещё сидели.
‒ Так сын побыл-то пару часов от силы. Потом они с женой поскандалили, точнее, скандалила она, а он просто молча слушал, не спуская с неё глаз. Сгрёб в охапку, и они уехали. Ты их просто не застала.
‒ Свет, спасибо. Я думала растеряла к чертям навыки и память меня подводит, ‒ расслабленно выдыхаю, теперь понимая, почему этот человек мне не знаком. ‒ Помнишь, как выглядит?
‒ Да, ‒ кивает, ‒ на Марка Захаровича похож: лет сорок, крупные черты лица, острый взгляд. А ещё он мне напомнил…
‒ Бразильского актёра?
‒ Именно, ‒ Светка щёлкает пальцами. ‒ Откуда знаешь? Ты ж его не видела? ‒ прищуривается, недоверчиво приближаясь.
‒ Женька сказала, ‒ успокаиваю её. ‒ Они сегодня с матерью у них в отеле были. Если увидишь, узнаешь?
‒ Конечно.
‒ Я знаю, ты занята рестораном, но вдруг попадётся на глаза ‒ маякни, ладно?
‒ Без вопросов. А когда появится?
‒ Вроде на этой неделе… Точно не знаю.
‒ Лучше побыстрее, а то у Купера, как у Кретова инфаркт случится, ‒ ржёт, уже предполагая, как наш эмоциональный американец будет истерически верещать в трубку. ‒ Чёрт, не завидую я Зое, ох, не завидую, ‒ цокает и качает головой, ‒ ты её хоть предупреди, что мальчику необходима будет «реабилитация» по прилёту. Он её пару дней из номера не выпустит, или она его… ‒ пожимает плечиками, и снова взрываемся хохотом, прекрасно понимая, в какой роли выступает Зоя. ‒ Я пошла, ‒ Светка поднимается, но уже в дверях оборачивается, ‒ ты пораньше сегодня уйди домой, отдохни. Непонятно, что всех нас ждёт дальше, а силы понадобятся.
‒ Так и сделаю, не переживай, ‒ подмигиваю, выдавливая из себя улыбку.
Только улыбаться совершенно не хочется. Меня одолевает желание вернуться домой, накрыться с головой одеялом и в полной тишине прореветься, чтобы переварить этот чёртов день.
Кое-как дотягиваю до семи вечера и, оставив отель на старшего администратора, еду домой. В мечтах горячая ванна, бокал вина и приятная музыка, под которую приятно плакать. Слёзотерапия ‒ штука полезная и нужная, помогающая выпустить пар и негативные эмоции, чтобы встретить следующий день с улыбкой.
Но моим мечтам не суждено сбыться, потому как, войдя в квартиру слышу звуки пребывания брата. Именно сейчас я бы обрадовалась, если бы Миши не оказалось дома, и он снова заявился посреди ночи. Он крутится перед зеркалом в шикарных брюках и белоснежной рубашке, чем удивляет, потому что обычно кроме джинсов ничего не одевает.
‒ Ого, как резкая смена образа! ‒ восклицаю, не в силах сдержаться. ‒ А куда это ты собрался?
‒ На работу, ‒ отвечает с деловым видом.
‒ Да ладно? Правда? А я-то думаю, почему сегодня так резко похолодало, ‒ фыркаю, почти не веря в то, что слышу. Миша и работа ‒ понятия несовместимые и слишком далёкие, чтобы сказанное воспринималось мною серьёзно.