— Нет, это невыносимо! — бурчал он сам с собой. — Какой смысл ставить батарею без орудий?
— Мастер Барко? — прервал его страдальческие излияния.
— Мастер Вильям! — гном просиял и низко поклонился. — Надеюсь, хоть вы поможете! Сегодня должен прийти караван, а его и на горизонте еще не видно! А дело уж к полудню движется. И как прикажете работать в таких условиях? Я, можно сказать, за идею стараюсь, ради всеобщего блага, а мне раз за разом суют палки в колеса!
— На караван могли напасть? — озвучил мысль, давно жужжащую в мозгу. — Как на предыдущий.
— Что вы, что вы, — старик затряс бородой, выбив пыльное облачко. — То простые булыжники, а тут — артиллерия! Еще и жалование должны прихватить — инкассация, то бишь. Да такой конвой целое войско будет охранять! Какие там разбойники, какая нечисть? Или заплутали где-то, или распутье, или бюрократия эта треклятая… Вы бы послали ребят проверить, а, мастер Вильям? С грамотой какой и наказом отправляться в путь немедленно!
— Грамоту — это можно, — взглянул на Ингу, и та с неохотой кивнула. — А пока грамоту готовят, расскажите-ка о стройке. Как успехи, чего с избытком, чего не хватает.
Мы сели на лавочку поодаль от входа на склад. Прораб предложил фляжку, я вежливо отказался.
— Духа не хватает, ваше благородие. Приуныли работяги, пашут хуже рабов. Смотрите сами: ни песен, ни шуток, ни молодецких окриков — сплошь уныние да безнадега. Будто беду чуют или силу черную — какая уж тут работа. Хоть плетьми бей.
Люди и впрямь выглядели, как на похоронах, хотя к тяжелому изнуряющему труду им явно не привыкать. Осунувшиеся лица говорили о плохом аппетите, впавшие потемневшие глаза — о недосыпе, а побледневшая кожа и проступившие вены — о сильном измождении. И дело явно не в отсутствии лекарств или недостатке провианта — и того, и другого хватит на втрое большую толпу, а тут всего человек двести. Скорее всего, виноват и впрямь страх. В море не поплаваешь — вдруг чудище нападет. Из крепости далеко не уйдешь — особенно после того, как бесследно исчезли караванщики.
— Раньше к нам девчата приходили из окрестных деревень, — Барко пригладил бороду и улыбнулся. — Пирожками угощали, вином… и не только. Работяги сейчас, на смене выглядят растрепанными и грязными, а на выходных их вовсе не узнать. Получают очень неплохо, не каждому солдату столько платят. В общем, женихи видные и при деньгах. Такого в хозяйство любая возьмет. А после того, как чертовщина пошла, так и кончились наши козочки — не резон им по лесам да полям безлюдным шастать. Золото и мужик — хорошо, а жизнь всяко дороже. Оттого, видать, и загрустили все.
Бордель, что ли построить? Ну да — временный прирост морали, а потом эпидемия сифилиса или триппера, которые тут вряд ли еще научились лечить. А чтобы насобирать достаточное количество селянок, придется отправить половину гарнизона. Да и не факт, что мужики приуныли без женской ласки — может, на них порчу навели, вот и чахнут… А вообще, как будущий отельер (а здесь — уже нынешний) я должен грамотно планировать распорядок дня. Главное, чтобы поощрения не возымели обратный эффект, приведя к повальному пьянству и безделью. Так что прежде чем обещать светлое будущее и внедрять реформы, посоветуюсь со знающими людьми. К тому же, дававшие легкую тень облака постепенно сбивались в темнеющую тучу, ветер с моря становился все холоднее, а горизонт пестрел росчерками молний. В такую погоду пару гонцов еще отправить можно, но водить туда-сюда целые толпы — нет, это как-нибудь в другой раз.
***
И все же с поисками обоза пришлось повременить: за считанные минуты небо посинело, закапал холодный дождь, а ветер поднялся такой, что гномам пришлось в спешке спускаться с лесов — сдувало даже приземистых коротышей. Гул моря и плеск разбиваемых о камни волн слышались столь отчетливо, словно я стоял на берегу. Рабочие бросились укреплять шатры — обкладывать булыжниками, вбивать новые колья, но если непогода усилится (а она усилится), это поможет не больше, чем соломенный домик от волка. Поэтому приказал Барко не лелеять надежду на лучшее, а поскорее прятать людей во дворце или кордегардии. И поспешил в кабинет, мечтая растопить камин и посидеть у огня, укрывшись одеялом, хотя еще часом ранее такие мысли и в голову бы не пришли. Но море — стихия переменчивая: вот ты таешь от жары, а вот едва стоишь на ногах, пронзаемый четырьмя ветрами.