Тогда я решил послушать, что она там говорит. И послушал...
- Проезжали мимо, а какая-то сволочь как рыганет в окошко. Прямо на меня. Сарафан я замочила у Эльки, вонища от него, как от ликеро-водочного завода, слученного с фабрикой тухлой селедки. Толик, конечно, притормозил, вышел с парнями и разобрался с этими жлобами. Толик - это которому ты доказывал, что его жена дома ждет...
Она захихикала, а мне было не до смеха.
Это же я, выходит, жлоб, с которым разобрался Толик... Ну, жизнь-поганка, как все перекореживает! Нет в жизни счастья, как нет и смысла. Не жизнь, а детская считалка: "Вышел фраер из тумана, взял членкора из кармана, неужели это сон, раз уж встал - то вышел вон..." Бессмысленная считалка, бессмысленная, как жизнь. Впрочем, все считалки и жизни бессмысленны по природе своей...
За стенкой глухо взревел бык, потом пошла звенеть, трещать и крушиться мебель. Дает мое "альтер эго", подумал я. Они там с Эллочкой всю спальню разнесут. Я вот на такое не способен. Я с девушками любвеобильный, но нежный, как облако. В данном случае, без штанов. Но пора бы мне начать проявлять свою нежность. И любвеобильность.
Не успел. Считалка-жизнь повернулась другой гранью. Из тумана вышли три фраера, одним из которых был вышеупомянутый Толик, а других я узнал, когда они стали меня месить. Вазо-моторная память... За стенкой ревело бугаем мое "альтер эго" и визжала Эллочка. Ничего уже не трещало, видно, трещать было нечему. Подружка моя пакокобанская молчала, по-моему, месили и ее. Или любви учили - мне было уже не видно. А потом небо стало в алмазах...
ФИНИТА ЛЯ...
Еще больше смерзелось. Над темными крышами тянулись погасшие тучи. Мы с "альтер эго" лежали на мягком, но колком. И пахло почему-то опять помойкой. Ну и страна! Сплошная помойка!..
Соображение вливалось в меня по частям, отрывистыми толчками, словно водка, если пить ее из горла. На небе мерзели зловонные черные тучи, меж ними рыгала луна, как бездонная яма... Хорошо все-таки быть поэтом! Ответы на все жизненные ситуации давно готовы.
И виноват во всем конечно же я. Входя в последний раз, забыл замкнуть дверь. А может, у Толика был свой ключ. С чувинки-картинки все станется! Короче, это не важно, а важно то, что пора сползать с колкого и расходиться по домам. Занавес опущен. Финита ля...
Я сполз, и оказалось, что мы лежали у мусорки в углу дворика чувинки-картинки. То-то пахло помойкой! А я думал опять от меня. Был я почему-то в плавках, но сила в них иссякла. На свете счастья нет...
У ног захихикал вдруг мой знакомец. Я наклонился к нему. Судя по светлеющему и белеющему, он тоже был голый.
- Что это тебя разобрало?
- Да знаешь... А он ее муж, - выдавило между приступами мое "альтер эго".
- Кто? И чей?
- Да мордатый этот... Толик... Эллочкин муж, разумеется, не твой же... А я его облевал.
- Опять? - изумился я способностям "альтер эго".
- Да нет, в машине еще.
- Тогда ты не его облевал, - разочарованно вздохнул я. - Ты любовь мою облевал... А чувинка-картинка, к своему сведению, не замужем.
- Замужем, - уперлось "альтер эго". - Они на прошлой неделе свадьбу сыграли. Теперь развод, наверное, сыграть придется. После сегодняшнего...
Я чуть не сел. Да, отбилась от рук чувинка-картинка, любовь моя платоническая. На две недельки забросил всего - и уже отбилась. Ладно. С этим мы потом разберемся. И с ее Толиком тоже. Сейчас же пора по домам.
- Пора по домам, - пробурчало мое "альтер эго", вставая на четыре кости. - Поздно уже... Меня Любка потеряла.
- Меня потеряла любовь, - ответил я. - Или я ее - поди разберись. Пошли, пока поздно, а то скоро будет совсем рано.
- Пошли, - согласилось "альтер эго", ткнулось мордой в кучу мусора и захрапело.
Будить я не стал. Пусть себе спит. На дворе лето и очень тепло. Все равно я чувствовал, что мне с ним не по пути. И с чувинкой-картинкой тоже, пока у нее этот Толик. А может, и потом. На вечные времена.
Выйдя на середину двора, я вдруг понял, что жизнь прекрасна и удивительна. И стоя посреди двора-колодца, глядя на спящие окна, я крикнул с самого темного дна:
- Люди! Я вас люблю!
Мне никто не ответил. Видно, и эта моя платоническая любовь не страдала взаимностью. Платонические любви, как я давно заметил, взаимностью вообще не отягощены. В наш нервный век никто не хочет любить платонически.
И я пошлепал босиком к себе домой, а в голове вертелись дурацкие смешные строчки: "Вот намяли мне бока - отелок у котелка..." Но повторяя их, я все больше чувствовал, что отелок случился не у какого-то там котелка, а у меня самого.
Финита ля... Занавес!