– Допустим, ему стало плохо, но что из этого следует? – спросил президент, пожимая плечами.
– Кто-то мог воспользоваться отсутствием хозяина и проявить гуманность в отношении Фогеля – разрешить ему звонок, – предположил Кротов. – Или же продолжение спектакля, еще одна провокация, чтобы противник повелся и предпринял силовую акцию.
– Позвольте мне, – попросил осмелевший Вадим. Президент кивнул. – У него мог случиться сердечный приступ до того, как он решил вопрос с Фогелем, или вследствие чрезмерной эйфории от долгожданной расправы над стариком. Он мог не успеть отдать приказ о казни.
– Версии, версии, предположения! – воскликнул президент. – Они нам ничего не дают.
– Я бы добавил еще один возможный сценарий, – тихо сказал Тополянский. – Мне видится некое помещение, где Мудрик издевается над своей жертвой. Вряд ли при свидетелях, даже самых приближенных. И камеры наблюдения там быть не может: слишком интимное местечко. Уж не знаю, бьет ли он старика, вырывает ему ногти или подвергает иным испытаниям. И вдруг нашему герою становится плохо. Он теряет сознание, может быть, даже скоропостижно умирает от разрыва сердца, а Фогель, пользуясь этим, звонит из пыточной камеры по мобильному телефону своего мучителя. Понимаю, что это скорее сюжет американского боевика, сценарный ход, обостряющий интригу. Но меня наталкивает на эту версию бессилие ваших технических служб при попытке определить номер мобильного аппарата, с которого произведен звонок. У кого еще мог Фогель взять такой аппарат, если, конечно, ему не предоставили возможность позвонить с него? И каким еще образом, кроме как со стола, где он просто лежал в момент, когда Мудрик грохнулся в обморок? У многих из нас привычка в помещении, в своем кабинете класть мобильник на стол. В любом случае, господин президент, Мудрик волею обстоятельств, скорее всего, на время выведен из игры. Другого такого случая может не представиться долго.
– Если с Мудриком и впрямь что-то стряслось, мы будем об этом знать в течение часа? – обратился президент к Кротову.
– Да, безусловно.
– Спасибо, господа! Все свободны, – после некоторого раздумья над версией Тополянского произнес президент. – Я приму окончательное решение через час, по информации из больницы. Каким бы оно ни было, вы мне очень помогли.
Глава 8
Все кончилось?
Фима открыл глаза. Обрывки жуткого, фантасмагорического сна замелькали в памяти стремительно и беспорядочно, словно невидимый киномеханик запустил фильм, склеенный кое-как из обрезков пленки. Вдруг все замерло, и сознание застыло, словно упершись в невидимую преграду. Это неотступно и грубо, словно по команде сверху, вернулась реальность. Он ошарашенно уставился на плюшевую игрушку, свисавшую с люстры, на саму люстру, на верхний книжный стеллаж, выделявшийся такими знакомыми, яркими альбомными корешками. И только тут понял, что он дома, в своей постели. Это не сон.
Теплая знакомая рука дотронулась до плеча. Он слегка повернул голову направо – Юлька. Она беззвучно плакала, а в глазах Фима легко разглядел радость, торжество возвращения в их привычный тихий мир, где они вместе и все хорошо. «Она рядом. Все кончилось. Я жив. Мы живем дальше», – промелькнуло в сознании, и невероятный, ликующий покой пролился в душу.
Он чувствовал слабость, голова слегка кружилась. Так бывало обычно после сильных скачков давления и дозы гипотензивных лекарств. Юлька отошла на кухню и вернулась с тарелкой его любимой овсяной каши с курагой и черносливом. Она молча кормила его из ложечки как беспомощного ребенка, и он был совершенно счастлив таковым себя ощущать после всего пережитого. Она понимала и улыбалась, трогательно приговаривая «за папу», «за маму», «за Юлю»…
– У тебя был криз и стресс, ты сутки бредил, врачи настаивали на больнице, но я не отдала. И правильно сделала. Теперь надо просто полежать в покое, попить таблеточки. Постарайся ни о чем не думать и не вспоминать – хотя бы сегодня. Завтра поговорим, все обсудим. И ни о чем не беспокойся – нас охраняют, как национальное достояние. Они вокруг дома, в подъезде, в холле, не знаю – человек, наверно, десять. Старший очень любезен. С ними Вадим, он спасал тебя. Да, Фимочка, всю жизнь ты хотел одного – оставаться в тени. И вот тебе, пожалуйста: национальный герой, главная жертва режима, толпа охраны… Поздравляю, надеюсь на автограф.
Она засмеялась своим низковатым грудным смехом и, заботливо подтянув ему одеяло до подбородка, вышла.
Фима уснул и проспал до утра. Встал, натянул халат и отправился на кухню, где Юлька уже хлопотала у плиты, варганя фирменную яичницу с луком, помидорами и заморскими травами. На столе Фима увидел позавчерашний номер «Мысли». Огромная шапка на первой полосе сообщала: «Председатель ФКП скончался сразу после ареста».
В подзаголовке уточнялось: «Обвиняемый в государственных и уголовных преступлениях Ф.З. Мудрик скончался, не приходя в сознание, в больнице, куда был доставлен после сердечного приступа».
– Позавтракай, потом прочтешь, – умоляюще произнесла Юлька, понимая всю бесполезность этой просьбы.
Фима схватил газету и плюхнулся в кресло. Пространное информационное сообщение на первой полосе сопровождалось отсылкой на вторую.
Двое суток провалявшийся в полубеспамятстве Фима узнал, что в стране готовился государственный переворот, во главе которого стояли Мудрик и некоторые руководители отдельных силовых структур. Верные президенту органы вовремя узнали о коварном замысле и пресекли его. Обстоятельства благоприятствовали проведенной операции, так как в последний момент здоровье подвело главного заговорщика и он потерял сознание.
Спецназ президента предпринял штурм резиденции Мудрика и почти без жертв занял помещения. Были обнаружены многочисленные документы, подтверждающие антигосударственные намерения реакционеров и изменников. Из казематов здания были освобождены беззаконно удерживавшиеся там люди, в числе которых оказался и пропавший две недели назад журналист Ефим Фогель. Его история представляет особый интерес в контексте событий, и о ней можно прочесть на развороте.
Развернув газету, Фима увидел в правом верхнем углу свое фото, на котором он был немногим краше смерти. Снимали явно не позднее получаса после завершения штурма, когда репортер вслед за спецназом проник в мемориальную комнату-бункер тирана, где и застал Фиму в предсмертном экстазе.
Вся страница представляла собой душераздирающий симбиоз очерка и публицистики, оснащенный изрядным количеством фактов и подробностей по делу «суслика». Что-то сообщил Фима в коротком интервью там же, в бункере, в полуобморочном состоянии. Но корреспонденту дополнительно оказали мощную информационную поддержку. И сам он многое домыслил очень проницательно и точно. Чего автору недоставало, так это более подробных свидетельств самой жертвы – Ефима Романовича Фогеля, но таковые были обещаны в ближайших номерах.
Итак, что же узнала страна о жестоком пересечении вертикали власти в лице Мудрика с горизонталью судьбы скромного составителя кроссвордов по имени Ефим Фогель?
В общих чертах все выглядело так…
Избитого, находящегося при смерти Ефима Фогеля нашли в одном из тайных помещений резиденции, предназначавшихся для пыток. В них, по всей видимости, принимал участие лично председатель ФКП.
Приобретя непомерную власть с помощью политических интриг, шантажа и подковерных комбинаций, Федор Захарович Мудрик и стоящие за ним силы методично добивались ослабления президентской власти вплоть до изменения государственного строя: они хотели организовать импичмент, а затем избрать Мудрика на высший пост в стране. Модель правления, которую уготовили народу заговорщики, была хорошо знакома по прежним временам: жесткая диктатура сталинского типа, полный контроль над экономикой и всей общественной жизнью со стороны государства, решительное противостояние западным демократиям вплоть до международной изоляции по всей протяженности границ и т. д.