Св. Франциск Ассизский считал братьями не только людей, но и птиц, животных, даже солнце и луну. Как сказал в IV веке преподобный Пахомий Великий, «в монастыре самое близкое к Богу место не храм, а сад. В нем монахи блаженнее всего».
А известный американский натуралист Джон Муир разграничения между естественным и сверхъестественным в своих работах практически не проводил. По словам самого Муира, в его жизни было два лучших момента: когда он нашел в канадских болотах редкую орхидею Калипсо и когда отдыхал с писателем Ральфом Эмерсоном в Йосемитском национальном парке. Муир столь сильно любил Божье творение, что однажды с грустью сказал: «Какое утешение, что до того как был создан человек, множество тварей, больших и малых, бесконечных числом, жили — причем жили неплохо! — в любви Божьей».
У меня со вторым обращением дела обстоят сложнее. Да, я восхищаюсь природой: разве могла оставить меня равнодушной та же орхидея Калипсо, которую я видел среди папоротников на холме недалеко от дома? И я изведал милость и благодать Божию. Но как совместить оба мира? Ведь в природе не все ровно и гладко: в ней есть красота, но есть и жестокость, и страдание.
Иисус обещал: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц» (Мф 10:29–31). Однако воробьи падают на землю и поныне. У человека после химиотерапии выпадают волосы. Из шестидесяти новорожденных кожистых черепах выживают всего две–три. И Бог, владычествующий над мириадами галактик, держащий под Своим попечением даже самую крошечную живность, это попускает. Как здесь свести концы с концами?
Иногда я чуть ли не бунтую против таких загадок, иногда смиряюсь с ними. Для начала я исхожу из того, что подобающее отношение твари к Богу — смирение. Надо осознать, что ты — всего лишь тварь и, подобно Иову, склониться перед замыслом Всевышнего, даже если он тебе совершенно непонятен.
Перед лицом сомнений я начинаю обдумывать иные варианты. Если Творца нет, что тогда? Тогда Земля со всем ее страданием и красотой — случайное порождение бессмысленного Космоса, секундная вспышка спички в космической тьме. Возможно, само ощущение, говорящее мне: «Что–то не так», уже является весточкой о трансцендентном? О заложенной в нас тоске по исцеленной планете, на которой воля Божия «будет на земле, как и на небе»?
«И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни», — учил Екклесиаст, размышляя о приближающейся старости и смерти (Еккл 12:1). Он систематически описывает альтернативу, жизнь без Творца. И, в конце концов, приходит к выводу, что и отчаяние, и погоня за удовольствиями заводят в тупик бессмысленности. Остается одно: «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай» (Еккл 12:13).
Однако Всевышний, повторимся, себя не навязывает, предпочитая оставаться за кулисами. Поэтому, чтобы «помнить Создателя», нужны усилия и внимание. Когда же нас увлекают ложные боги, Господь тихо отходит в сторону, уважая нашу роковую свободу отвергать Его.
Ицхак (Исаак) Лурия, иудейский мистик XVI века, пытаясь объяснить страдание и зло, а также взаимосвязь Бога с миром, разработал учение о «цим–цум». Это слово означает «самосжатие», «самоограничение», «возврат». Чтобы дать возможность существовать материальному миру, Бог самоограничивается, освобождает место в Себе Самом. Бог изливает Свою световую сущность в святые сосуды, которые затем изливают этот свет на творение.
Добровольное самоограничение Бога сделало возможным существование сил противления, в частности, зла. Произошла космическая катастрофа, внесшая в творение хаос. Некоторые искры божественного света вернулись к Источнику, а оставшиеся в разбитых сосудах, или «скорлупах», пали на животные, растительные и минеральные уровни.
Таким образом, согласно Лурии, творение отчасти скрывает в себе божественный свет. Или, если воспользоваться другой метафорой, творение несет в себе «аромат» Бога подобно тому, как мехи сохраняют аромат вина. Скептики, лишенные духовного зрения, могут отрицать, что Бог есть. На верующих же лежит задача высвободить святые искры из скорлуп. Мы делаем это через освящение, и в данном процессе каждый из нас значим, каждый вносит в него вклад.
Многие богословы не раз уточняли концепцию Лурии, и от них я постиг, что освящение — процесс сознательный и долгий. Взгляд на мир в подлинном, неиллюзорном свете не возникает в одночасье. Необходимо ежедневно, ежечасно и ежесекундно освящать творение Божие, будь то кожистые черепахи на Коста–Рике или соседский мальчишка–шалун. Святые искры, которые необходимо высвобождать, раскиданы всюду.
Кальвин призывал своих последователей «принять за общее правило не оставлять без внимания – по легкомыслию, забывчивости или небрежности — явленные в творениях божественные добродетели»[19].
Чтобы следовать этому правилу, необходимо тренировать в себе духовное восприятие, как натуралисты развивают физическое восприятие[20].
Филиал Национального общества охраны природы в нашем городке возглавляет пожилая чета. Билл страдает от полноты, перенес много операций и ходит с палочкой. Сильвия — добрая душа, целыми днями вяжет и печет пирожки мужу и внукам. Но когда я хожу с ними в орнитологические экспедиции, их тренированные уши и глаза с моими нельзя даже сравнить. Пожилые супруги с легкостью распознают птичьи голоса и за считанные секунды укажут на нужную птицу. Я могу пройти мимо и ничего не заметить, а они углядят за ветками и листвой целые птичьи города, изобилие дикой жизни.
Я стараюсь воспитывать в себе восприятие как мира чисто природного, так и «искусственного», который мы, люди, создаем вокруг себя. Из своего дома в Колорадо я весь день могу наблюдать величие Божие. Настоящий парад! Я обычно начинаю день с чтения и кофе на веранде. Летом сначала появляются колибри с широкими хвостами. Они, словно сверхсовременные истребители, делают вертикальный взлет, летят, тормозят у кормушки и вытягивают длинные язычки, чтобы напиться подслащенной воды. У другого окна висит кормушка с семенами подсолнуха. (Из–за многочисленных средств для отпугивания белок, она напоминает космический корабль в миниатюре.) Заглядывают туда небольшие пичуги, вьющие гнезда на соседних деревьях: три разновидности поползней, синицы, сосновые чижи и иногда щеглы, яркие как утреннее солнце. Потом приходят закусить птицы побольше: красногрудые и вечерние дубоносы, голубые сойки, чечевицы Кассина, волосатые и пушистые трехпалые дятлы.
Клюв дятла предназначен для того, чтобы долбить древесину, а не для лузгания семечек подсолнуха, поэтому дятлы вечно роняют семечки на землю, усеивая ими траву. Тут наступает черед белок. Сначала прибегают обыкновенные белки, потом их горные родственницы. Белки Аберта — темные, с кисточкам на концах ушей и красноватыми глазами, немножко зловещего вида. Где–то с полчаса они гоняют обыкновенных белок, а потом усаживаются пировать сами. Затем появляется рыжая лисица. Каждое утро она подкрадывается из–за одного и того же камня, — привычка, которую белки Аберта хорошо знают. После нескольких выпадов и тщетной погони рыжая обычно сдается и семенит прочь, а белки презрительно фыркают ей вслед.
Правда, восемь раз я видел, как лиса поймала белку. Однажды видел, как камнем упавший с неба ястреб выхватил прямо из кормушки маленького поползня, а потом сидел на поленнице и вертел головой. Тем временем жертву, зажатую цепкими когтями, медленно покидала жизнь… Я видел олениху с двумя оленятами, которые, настороженно осматриваясь, подошли к поилке для птиц. Еще нас навещают лоси. К сожалению, они поедают ухоженные кусты и цветы. Однажды к кормушке ухитрился подобраться медведь, но я прикрикнул на него, и он ушел. По ночам нас навещают скунсы и еноты. А неподалеку, в трубе водослива, обосновался сурок.
Сидя за окном теплого дома, я не могу не думать, что во всей этой суете, в этом таинстве жизни я — самозванец. И мне нетрудно поверить, что вокруг меня — Божий мир, в котором мне даровано жить. «Красота и милость совершаются независимо от того, чувствуем мы их или нет, — пишет Энни Диллард. — Самое малое, что мы можем сделать, это попытаться быть здесь и сейчас».
20
Фома Кемпийский в своем трактате «О подражании Христу» говорит: «Когда бы просто было сердце твое, тогда всякая тварь тебе служила бы зерцалом жизни и книгой святого учения. Всякая тварь, какая бы ни была малая и низкая, представляет Божию благость» (перевод К. Победоносцева — прим. переводчика). Впрочем, Фома и предостерегает не прилепляться слишком уж сильно к чему–либо тварному. — Прим. Автора.