К сожалению, лишь немногие пары относятся к браку как к таинству, и уж совсем немногие способны объяснить, в чем состоит таинство. Однако таинственность брака укоренена в самом творении. Если таинство свершается, то супруги становятся живыми свидетелями горнего мира и являют обществу мира сего знаки Царства Божьего. Социологи, написавшие книгу «Привычки сердца», обнаружили, что лишь считанные единицы глубоко верующих христиан могут объяснить, почему остаются в том браке, который заключили. Брак как социальный институт произволен, ненадежен и зыбок. А брак как таинство, установленное Богом, совершенно другое дело.
Поскольку брак — это таинство, всякое испытание верности становится испытанием не только нравственным, но и духовным. Бог хотел, чтобы брак стал символом той взаимной любви, которой Он ждет от людей. Жак Эллюль сказал: «Когда я вижу, как рушится брак, ибо один из супругов увлекся кем–то еще, мне столь же грустно, как и от смерти ребенка».
Ничего удивительного. Флаг Царства, принадлежащего иному миру, пал на землю…
«Именно из–за вечности, существующей вне времени, все во времени имеет ценность, значимость и смысл. Поэтому христианство подчеркивает: все, что мы делаем здесь, следует соотносить с нашим местом в вечности. «Вечная жизнь» — единственная санкция ценностей этой жизни».
Часть вторая. Знаки беспорядка
Не мы одни осквернены, не дом наш один,
и не город один наш,
Весь мир прогнил.
Глава 6. Нарушенный порядок
Выдуманное зло романтично, разнообразно. Реальное зло мрачно, монотонно, пустынно, скучно. Выдуманное добро скучно, реальное добро — всегда новое, чудесное, упоительное.
Мы живем, не находя времени подумать о душе, беспрерывно делаем свои многочисленные дела… А где–то на горизонте, как отдаленный гром в летнем небе, звучат очень непростые вопросы: если этот мир — Божий, почему в нем такой беспорядок? Почему Божьему замыслу в отношении благих вещей (вроде секса) следуют столь немногие люди? И почему мы должны быть внимательными, активно искать Бога? Почему мы улавливаем лишь отголоски мира иного? Почему до нас доходят лишь неясные слухи о нем, но нет надежных доказательств его существования?
Одним словом, если иной мир существует, почему он не дает о себе знать более явственно? Очень уж велик разрыв между идеальным миром, который христиане называют Царством Божьим, и миром, в котором мы живем. Мы стоим на краю обрыва в сплошном тумане и пытаемся разглядеть, что за ним скрывается. Некоторые энтузиасты машут руками, показывают вперед, будто что–то видят, но перед глазами у остальных — лишь густая молочная мгла.
Христиане объясняют этот разрыв «одним коротким словом, одним плоским, убийственным словечком, которое покрывает целую жизнь»[36].
По причинам, о которых речь будет впереди, что–то во мне восстает против слова грех. Но разве можно сомневаться в том, что в мироздании произошел некий слом, космический аналог психологического слома у человека? Мы утратили чувство смысла, и жизнь наша никак не складывается в единое целое. Словно злая хроническая болезнь не позволяет нам установить правильные взаимоотношения с творением, друг с другом и с Богом.
Мы наделены интуицией. Она подсказывает нам, каким должен быть мир, и каким — не должен. Откуда взялось это внутреннее знание?
После авиакатастрофы эксперты собирают все фрагменты самолета, изучают оплавленные груды металла, пытаясь понять, почему машина перестала соответствовать своему назначению. Что–то пошло не так, внесло хаос в упорядоченную систему. Сходным образом, первоначальный замысел о мире был нарушен появлением в нем зла.
Книга Бытия немногими широкими мазками рисует великолепную картину: почти полное отсутствие правил и ограничений, изобилие радости и творческой деятельности, никакого стыда и позора. В Эдеме отсутствовали отчаяние, засуха, болезни, смерть, конфликты, войны — все проклятия человеческой истории. Джон Мильтон дерзновенно попытался описать сцены райской жизни: нагая Ева подает Адаму амброзию и нектар, и «…вожделенье чуждо их сердцам и ревность…»[37]. Впрочем, большинство критиков полагают, что падшее состояние, столь хорошо знакомое нам, читателям Мильтона, поэт описал более удачно.
Ветхозаветные пророки предрекали возвращение в рай — во времена, когда старики будут мирно наблюдать за играющими детьми, когда виноградники станут давать изобильные урожаи, а реки будут исполнены чистыми водами, когда плотоядные и травоядные заживут рядом, а между людьми воцарится мир. Одним словом, все будет совершенно иначе, чем происходит на земле пророков сейчас. Современные иудеи до сих пор приветствуют друг друга тем кратким словом, которым пророки описывали грядущее блаженство: «Шалом!» («Мир!»). Оно напоминает, сколь далеки мы еще от обретения рая…
Когда я ясным летним днем иду через цветущий колорадский луг, над которым высятся заснеженные горные пики, когда часами секретничаю со старым другом, когда добавляю финальные штрихи к многомесячному или многолетнему проекту, во мне всплывают памятования о Божием мире.
А когда в новостях в очередной раз рассказывают о человеческой жестокости и войнах или когда я сталкиваюсь лицом к лицу со своим собственным упрямым эгоизмом, я чувствую настороженность: что–то не так. Как сказал Льюис Смедз, «путь христианина всегда лежит между радостью о дарах творения и скорбью об искажениях, внесенных грехом».
Согласно Книге Бытия, в раю произошла катастрофа. Адам и Ева посягнули слишком на многое, вместо того чтобы следовать заповеди Божьей, стали сами устанавливать для себя правила. Они вкусили от древа познания добра и зла, и с тех пор зло вошло в повседневную жизнь человечества, а добро стало предметом нашего каждодневного стремления. Христиане верят, что грех (пожалуй, самая «естественная» из всех форм человеческого поведения) совершенно неестественен с Божьей точки зрения, что он — диаметральная противоположность замыслу Бога о нашей планете.
Я нашел в интернете сайт, http://www.notproud.com/, на котором посетители оставляют анонимные записи о своих грехах. Только послушайте эти голоса печали и сожаления:
• Мне хочется врезать каждому из моих коллег. Избить и отнять их зарплаты, их должности. Если бы я мог отобрать доходы у своих конкурентов, я бы так и поступил. Если бы я мог ударить вас по лицу и, не глядя вам в глаза, украсть ваш бумажник, я бы это сделал.
• Праздность: надо работать, а я занимаюсь вот этим.
• Когда моего отца упрятали в психушку после попытки самоубийства, я не стал его навещать: хотел поквитаться.
• Я учусь в колледже. Деньги уходят на наркотики, выпивку, развлечения, еду. Я плохой, я это знаю. Но остановиться так сложно…
• Я жалею, что не богат. Я бы хотел покупать вещи, которые мне не нужны. Когда есть деньги, их можно промотать.
• Хочу крутой ноутбук, крутой мобильник, «мерседес» и по две бутылки пива каждый день. И еще миллион баксов на счету. Вот и все, что мне надо.
• Я вру о том, чем занимаюсь. Хочу скрыть, что моя жизнь — бессмысленная череда неинтересных событий и неинтересных людей. Вообще вру, чтобы восполнить пустоту души… или скрыть то обстоятельство, что у меня ее нет.
Грех толкает на подмену реальности подделкой, устойчивого блага — преходящим удовольствием. Мы идем на поводу у наших желаний, а они оказываются хаотичными и неутолимыми. Томас Мертон однажды написал о собственной дисгармонии: «Чувство отверженности мучает меня изнутри как геморрой — всегда одна и та же рана, будь то ощущение греха или одиночества, или собственной неадекватности, или духовной опустошенности — все одно и то же, воспринимается как одна и та же боль».