Она замолкла, ожидая реакции попутчика. Но он словно онемел, только тяжело и часто дышал, не в силах выговорить ни слова.
И тогда она продолжила:
– С Наташей мы познакомились случайно, во время пересадки в Варшавском аэропорту. До наших рейсов оставалось около трёх часов, ехать поздним вечером в город, при таком ограничении по времени, не было никакого смысла. Мы засели в кафешке и просто болтали, легко перескакивая с одного на другое.
Но когда я начала показывать ей снимки своих детей, она вдруг погрустнела и предложила:
– Хотите я прочитаю Вам своё стихотворение?
– Вы пишите стихи? – спросила я.
– Нет, – ответила Наташа, – это единственное, что я написала за всю свою жизнь.
И она прочитала мне стихотворение, которое Вы услышали сейчас. А когда я спросила её, почему же она ничего не рассказала о себе и не расспросила о нём, она сказала: «Я боялась услышать в ответ, что он не свободен, это бы разрушило всю нежность и очарование владевшие нами». – Почти точь в точь та же фраза, которой и Вы ответили мне на этот вопрос.
Идеалы
Я такое гладкое, такое идеальное, – думало Зеркало, – но мне так скучно отражать окружающее, оно так не похоже на меня. Вот если бы я могло отразить само себя, идеальное в идеальном! Оно стояло недалеко от окна и, когда створки открывали или закрывали, видело мелькавшее в них, серебро своей поверхности.
Люди, проживающие в доме, не понимали его. Они любовались не Зеркалом, а собственными отражениями. Особенно Зеркало не любило Маленькую Хозяйку, проводившую перед ним почти всё своё свободное время, постоянно что-то примеряющую, чем-то мажущуюся и красящуюся. Только оно впадало в мечтательную меланхолию, как появлялось, на своём катящемся кресле, это суетливое создание, и начинало дёргать его и крутить во все стороны.
Она была столь уродлива, что даже пылинки, которые притягивало к себе зеркальное стекло, чтобы хоть чуть-чуть притушить изображение, ничего не могли скрыть. Прямые тонкие плечики, выпирающие ключицы. Бледненькое, словно обтянутое папирусом, личико, с такими же белесыми ресничками и бровками над полными пустоты глазами. Остренький носик над растянутым, чуть ли не до, торчащих парусами, ушей, тонким ртом. «И как можно любить такое?» – удивлялось Зеркало, видя, как нежно родители хлопочут над своим чадом.
Но, однажды, в доме наступила тишина. Напрасно Зеркало ждало, что кто-то придёт стереть с него пыль, или открыть створки окна, чтобы оно могло полюбоваться своим сиянием. Теперь оно с тоской вспоминало маленькие детские ручки, теребившие его дни напролёт. Края Зеркала потускнели от одиночества и невостребованности, сквозь слой пыли больше ничего не отражалось: «Я так верно служило им, а они бросили меня здесь умирать…»
Тёплая ладошка скользнула по холодному стеклу: «Фи, сколько грязи! Мама! Мамочка! Дай мне тряпку, я хочу вымыть своё любимое зеркало!»
«… любимое Зеркало!» – услышало Зеркало, сквозь отступающую дрёму. – «Неужели это обо мне? Меня любят! Меня не бросили!» – оно рванулось навстречу знакомому голосу и, неожиданно для себя, выпало из рамы, больно ударившись об угол тумбочки и свалившись на пол.
– Ой! – вскрикнула девочка и заплакала. – Я разбила… я разбила его…
– Не плачь, – пыталась успокоить ребёнка, прибежавшая на шум, мать, – мы купим тебе другое, ещё больше и красивее…
– Мамочка, это же не просто зеркало, это мой друг, с которым я проводила самые тяжёлые дни. Оно смешило и развлекало меня, помогая забывать обо всём …
Зеркало ослепло. Оно лежало серебристой поверхностью к камню пола и вслушивалось в голоса, со страхом ожидая окончательного вердикта.
– А вот мы сейчас поглядим насколько оно пострадало. – подошедший отец поднял стекло. – И ничего страшного. Смотрите, здесь только уголок отбился. Этот кусочек мы выкинем, а зеркало вернём в раму и чем-нибудь красивым задекорируем дыру.
Поднятое Зеркало отразило комнату, присутствующих в ней людей и небольшой кусочек отбитого зеркального стекла. Маленькое Зеркальце не было идеальным: угловатое и выщербленное, с острым краем и тёмным пятнышком в середине. Но оно было таким милым. «Неужели выкинут», – огорчилось Зеркало, готовое от этой мысли разбиться ещё раз, но так, чтобы уже и осколков не собрали. Оно оглядело комнату, в поисках своей недавней защитницы, в коляске на колёсиках, но её нигде не было.
Незнакомая девочка, опираясь на палку и едва заметно прихрамывая, подошла к осколку и подняла его, разглядывая со всех сторон: «Папа, а давай не будем его выбрасывать, а сделаем с ним горку, из тех камешков, что ты привозил мне отовсюду». – «Это же её голос!» – изумилось Зеркало, пристально вглядываясь в лицо маленькой белокурой красавицы с острыми живыми глазами и нежным румянцем на чуть загоревших щёчках.
Дом снова наполнился жизнью. Зеркало влюблённо наблюдало, как всё более расцветает Маленькая Хозяйка, как бережно моет она листочки традесканций и фикуса, которыми увили его щербинки и потемневшие края на стыках с рамой. Оно с удовольствием отражало домашние спектакли, которые устраивала девочка, вместе со своими друзьями.
Но львиная доля его нежности была направлена на Маленькое Зеркальце, похожее, в обрамлении разноцветных камней, на прекрасное горное озеро. А ещё оно очень любило тихие вечера, когда к нему приходила маленькая хозяйка и, уютно устроившись на призеркальной тумбе, поверяла все горечи и радости девичьей жизни. Оно не было идеально, как и всё, что в нём отражалось, но жизнь его была настолько заполнена любовью и нежностью, что в ней просто не осталось места для мыслей об отражении идеального в идеальном.
Десять заповедей
Какая самая первая обязанность человека? – Наверно построить собственную жизнь, стараясь, по возможности, не нарушать Заповеданного. И как же мы относимся к этой обязанности? Прежде чем ответить на этот вопрос, попробуем честно признаться себе:
«Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим…» – Нарушаем ли мы эту заповедь жертвуя своей жизнью ради чего-то или кого-то, полагая этот объект значительно выше себя и собственной жизни?
«Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в водах ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им…» – Но даже самые ревностные приверженцы религий, создают себе кумиров, и из живущих и из умерших, и поклоняются им…
«Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно…» – Часто произносим, даже не задумываясь…
«… Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмой – суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя… ни пришелец, который в жилищах твоих» – Как часто можно видеть, что люди, внешне очень набожные, но прижатые жизненными обстоятельствами, выполняют в эти дни всевозможные работы, укрывшись в помещениях от чужих глаз. А те, кто побогаче, приглашают других поработать за них…
«Почитай отца твоего и матерь твою…» – К сожалению, многие, даже выйдя из детского возраста, воспринимают родителей своих, как бесплатное приложение к своей жизни, не признавая за ними права на их собственную жизнь.
«Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради» – Почему-то заповеди эти снижены людьми до грубо-материального плана, где также нарушаются. Но разве мы не убиваем грубостью… жестоким обращением… равнодушием…? Разве не крадём, занимаясь на работе личными делами и заставляя людей ждать под дверьми? Разве не прелюбодействуем, глядя пошлые развлекательные программы?
«Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» – Но разве судача о близких и знакомых, и трактуя по-своему их поступки и слова, мы не лжесвидетельствуем?