Владимир густо покраснел. А батюшка продолжал: «Мы с матушкой нашатырный спирт коробками закупаем: ваш брат, как подкошенный, валится перед иконой, а бывает, и женщины теряют сознание, но, это – пореже!»
Татьяна вызвалась проводить Володю. Они вышли за церковную ограду… Что-то неуловимое витало в воздухе, что-то изменилось … Вроде, и дорога та же, и деревья на обочине… Купола храма сияли, а солнечные блики, играя, отражались на лицах проходящих мимо людей… Володька поежился от резкого аромата духов идущей рядом девушки. «У жены духи пахнут совсем не так – пряными лесными травами, и нежные, как она сама…» Отчего-то стало неприятно и, недоумевая в душе, он освободился от дружеских объятий.
«Ты…это… шла бы домой… Спасибо, Татьяна, добегу я один».
Возле дома он стал шарить по карманам в поисках ключей. «Что такое…» – в ладони лежал крошечный образок Параскевы Пятницы. Ласково погладил иконку, улыбнулся. Вспомнилось, как в церкви, этот же образ плыл, множась виденными ранее, знакомыми женскими лицами… Почудился смешливый голос матушки Марьи, Танькино лицо, расплываясь, напомнило мать, а взгляд… Да его жена! Всё понимающая, терпеливая, ожидающая его с маленьким сыном на руках…
«Домой, домой!» – торопился молодой мужчина. – Как там мои?!»
Несколько человек утверждали, что слышали эту историю от случайного попутчика в поезде, который уверял, что всё это произошло с ним самим:
Владимир начал опускаться на пол, и все подумали, что ему плохо. Однако, когда он стал на колени и, что-то шепча, протянул руки к Татьяне, успокоились, решив, что это очередное его фиглярство. Татьяна, поспешила уйти. Владимир, поднявшись с колен, запалил свечу, а затем вдруг начал дико озираться и, не перекрестившись, бросился вон из церкви, позабыв даже, что к алтарю нельзя поворачиваться спиной.
Те, кто его знал, потом выпытывали Татьяну: что же такого она сказала ему, если всегда весёлый и разговорчивый мужик, метеором пронёсся по улице, ни с кем не здороваясь и не отвечая на приветствия, а когда продавщица из супермаркета, к которой он долго подбивал клинья, попыталась остановить его, грубо прикрикнул: «Да отстаньте вы все от меня! Что вам всем от меня надо?!» – и так толкнул, что она отлетела метра на два, только и успев произнести вслед: «Хамло!»
Дома, Владимир очень удивил жену, двинувшись от дверей не к столу, как обычно, а к образам. Он довольно долго простоял там, мысленно ругаясь со Святыми, шепча молитвы и крестясь. «Надо совсем бросать пить! – думал он. – Привидится же такое!». Мысли почти успокоились, и всё произошедшее предстало, как ещё одна юморная историйка, каких было немало в его жизни: «Жена конечно не оценит, у неё набожности на десятерых, а вот с ребятами можно будет посмеяться…»
Владимир оглянулся на супругу: «Стоит ли рассказывать ей о произошедшем?!» Жена, освободив одну грудь, кормила малыша. Солнечный лучик, пробиваясь сквозь ришелье задвинутых занавесок окна, слегка золотил её пышные волосы и обнажённое плечо.
Они были так прекрасны в этот момент – мать и сын. Владимир залюбовался, невольно заулыбавшись. Он уже давно перестал замечать супругу, принимая её, как нечто само-собой разумеющееся и теперь, наблюдая эту пасторальную сценку, не понимал, как он мог не видеть этой зрелой красоты. «Моя мама казалась мне такой взрослой, – думал он, – а ведь она, когда я родился, была такой же девчонкой. И наш сын будет воспринимать её так же. А меня? – больно кольнуло его в сердце. Он вспомнил, как яростно ненавидел отца, видя слёзы матери. – Ну, моя не плачет. – успокоил он себя, и тут же подумал: При мне не плачет. Мама тоже при отце не плакала».
Жена отвлеклась на минутку от ребёнка и улыбнулась ему. Владимир зажмурился от внезапной лучистости её взгляда. В нём было всё – и ласка его собственной матери, и страдания Святой Параскевы, и умиротворение Девы Марии, дарящей миру Младенца. Не помня себя, он бросился перед супругой на колени, уткнулся ей в подол и разрыдался, легко и свободно, как в далёком детстве, шепча сквозь рыдания: «Прости… прости меня…» …
Заключение
Так это было, или нет, был ли в поезде тот же самый Владимир, или другой… рассказывали ещё много разного…. Только с того осеннего дня никто не видел Владимира пьяным или ухаживающим за чужой ему женщиной. Поговаривают даже, что он, время от времени, водит свою молодую жену на танцы…
Но, что известно достоверно, – Владимир с женой и сынишкой часто бывают в церкви, а у иконы Святой Параскевы (Пятницы) появился новый богатый оклад.
Рассказ ни о чём
«Он недоумённо оглядывался, не понимая откуда взялся ветер…»
– Чужой ветер! – подсказывало подсознание.
– Да знаю, знаю! – нетерпеливо мотнул он головой и дописал: «Чужой ветер!» … – Здесь надо было бы добавить, что-нибудь умное, но как назло ничего не лезло в голову. Ага, вот это пойдёт: «Казалось, что сама трава испытывала страх, шевелясь и поднимаясь вместе с шерстью на его загривке».
Он перечитал всё вместе и задумчиво почесал лапой нос: начало вроде ничего, продолжим: «Старый, но ещё сильный, закалённый многими передрягами пёс вспоминал давно и недавно пережитые события, желая оставить потомкам летопись своих путешествий…» – его затрясло от воспоминаний, словно вернулся весь ужас, охвативший тогда, когда он почувствовал этот ветер. – «Чужой ветер!» – опять подсказало подсознание. – «Чужой ветер!» – эхом подхватил он, решительно не зная, что писать дальше.
На крыльце появился хозяин, окинул долгим взглядом двор, внимательно посмотрел на него, почесывая нос кончиком ручки и задумчиво произнёс: «Что же мне делать с тобой …?»
– Можешь покормить, а хочешь – пойдём погуляем! – предложил он и пару раз вильнул хвостом, в качестве жеста доброй воли.
– Это ты ответил мне? – изумился хозяин.
– А разве это не ты задал мне вопрос? – парировал пёс.
– Но ты же собака, и не можешь разговаривать?
– Странный ты! Писать, значит, я могу, а говорить – нет?!
– Так ты что, ещё и писать умеешь?
– А разве это не ты только что написал про пса, который пишет мемуары, в рассказе про пса, который записывает свои воспоминания…
– Ну ты в самом деле! Это же фантастика! Сейчас так модно!
– Видимо не такая уж и фантастика, раз мы с тобой разговариваем!
– Да нет, это сон! Просто я сплю и ты мне снишься!
– А хочешь, я укушу тебя, чтобы ты проснулся?
– С чего это ты должен меня кусать? Я тебя сейчас сам укушу!
– Челюсть сломаешь! Не жалко будет?! Сколько ты отдал за неё?! А помню, в пересчёте на сосиски более полутонны! Мне бы на целый год жизни хватило…
– Слушай, а это идея! Я сейчас запишу наш разговор и получится готовый рассказ!
– Ну да, рассказ ни о чём!
– Да как же ни о чём?! О собаке в которую превращался человек рассказы есть? – Есть! О собачьих цивилизациях? – Тоже есть! А о том, что человек-писатель узнаёт, что его пёс тоже писатель и что они пишут один и тот же рассказ – нету!
– И люди, как всегда, занимаются плагиатом!
– Не понял?
– А что тут понимать! Вы крадёте живые секреты природы и делаете на их основе свои мёртвые приспособления. А теперь вот ты списал у меня мой рассказ…
– Как же я мог списать, если я был в доме, а ты здесь? У животных сильнее древние инстинкты и их ощущения богаче человеческих. Ты наверняка – телепат, и украл идею моего рассказа!
– То же мне идея…, написал две строчки и понятия не имеешь о чём писать дальше….
– Пошли в дом! Это всё надо записать, пока не забыли…
– В дом?! Ты раньше не разрешал мне… и там живёт этот придурочный, ни с того ни с сего начинающий шипеть и бросаться когтями в морду.
– Мы же теперь соавторы! А рыжего не бойся, я выселю его во двор, кой с него толк.