Орел продолжал плавать. Семидесятилетний вождь, принимая это за доброе предвестие, стоял с обнаженною головою. Это была картина единственная. Михаил Кутузов, главный повелитель всех воинских сил империи, являлся тут во всей красе военачальника. В простреленной голове его был ум, созревший в течение 70 лет; в его уме была опытность, постигшая все тайны политической жизни гражданских обществ и народов. Над ним парил орел, на нем была икона Казанской Божией Матери, сто тысяч русских кричали – «ура»! – а судьба завтрашнего дня укладывала жребий в таинственную урну свою…
«Из всех явлений 1812 года канун Бородина сохранился, конечно, у многих в памяти», – продолжает этот очевидец. Все ожидали боя решительного. Офицеры надели с вечера чистое белье; солдаты, сберегавшие про случай по белой рубашке, сделали тоже. Эти приготовления были не на пир. Бледно и вяло горели огни на нашей лини; темна и сыра была с вечера ночь на 26 августа; но ярко и роскошно чужими дровами освещал себя неприятель».
«Удвоенные костры, установленные в несколько линий, пылали до самого Колоцкаго монастыря. Это не наши огни, стоя огненными полками, скользили сквозь чащи лесов и кустарников, румянили наше небо и бросали какой-то кровавый отблеск на окрестности ямистые, темные».
«Рокот барабанов, резкие звуки труб, музыка, песни и крики несвязные (приветливый клик войска Наполеону) слышались у французов. Священное молчание царствовало на нашей лини. Я слышал, как квартирьеры громко сзывали к порции: «Водку привезли; кто хочет, ребята! ступай к чарке». Никто не шелохнулся. По местам вырывался глубокий вздох, и слышались слова: «Спасибо за честь! Не к тому изготовились не такой завтра день! И с этим многие старики, освещенные догорающими огнями, творили крестное знамение и приговаривали: «Мать Пресвятая Богородица, помоги нам постоять за родную землю»!
К утру сон пролетел над полками. Я уснул, как теперь помню, когда огни один за другим уже снимались, а заря начинала заниматься. Скоро, как будто кто толкнул меня в бок. Я вскочил на ноги, и чуть было не упал с ног от внезапного шума и грохота.
В рассветном воздухе шумела буря. Ядра, раскрывая и срывая паши шалаши, визжали пролетными вихрями над головами. Гранаты лопались. В пять минут сражение было уже в полном разгаре. Многие, вскочив от сна ночного, падали в сон вечный. Взрытая выстрелами земля, всклоченная солома, дым и вспышки огня рябили в глазах.
Начался бой неимоверный. Люди, точно львы, дерутся; пушки лопались от разгорячения, зарядные ящики взлетали на воздух. Кони без седоков ржут и бегают. Все было кровь и сеча в огненной атмосфере этого сражения.
Бородинское сражение. В центре картины раненый генерал Багратион, рядом с ним на коне генерал Коновницын. Вдали виднеется каре лейб-гвардии. Художник П. фон Гесс.
Это был ад, а не сражение. Наполеон и Кутузов не уставали соображать, не переставали действовать. Два великих полководца встретились на одной мысли: каждый метил своему противнику в грудь.
Когда Кутузов увидел, что пехота французская стянута на крылья, а центр поредел и состоял почти из одной кавалерии, решил нанести удар на этот центр и послал для этого дела несколько полков пехоты и часть кавалерии. Наполеон понял опасность такого предприятия и поспешил двинуть часть молодой гвардии. Удайся это движение, Кутузов из оборонительного положения перешел бы в наступательное. Он уже и сделал было попытку к этому, выслав Уварова, которому велел сказать: «Напасть и пропасть, если необходимо»! В то же время послал к Дохтурову на левое крыло записку: «Стоять до последней крайности»!
Французы дерутся жестоко, дерутся отчаянно. На одной квадратной версте гремят 700 пушек; спорные окопы облиты кровью, они то и дело переходит из рук в руки. Вдруг на русской лини раздается громкое, продолжительное – «Ура»! – это сам Багратион ведет свое левое крыло в штыки. Но, увы! и неустрашимости есть предел: Багратион смертельно ранен. Мундир на нем расстегнут, белье и платье в крови, сапог с одной ноги, снят, большое красное пятно выше колена. По лини несется страшная весть о смерти его, и руки у солдат опускаются.
Бородинский бой продолжается до 9 часов вечера. К этому времени у нас введены были в дело почти все войска, за исключением небольшого резерва. У Наполеона же оставалась нетронутой вся его старая гвардия.