Выбрать главу

Когда-то давным-давно дверь была надежно заперта. Об этом свидетельствовали массивные железные кольца. Наверняка был и замок, под стать им. Запирал он комнату, а с ней и ее секреты. Только не в этот раз. Пелагея не ошиблась. Вход был открыт, проход свободен. Вот только входить…

Входить в подвал, а в особенности в эту комнату, запрещалось под страхом отлучения. Серьезное наказание, да и последствия могли быть… Иоанн замер. В нем еще боролись суеверный страх с решительностью идти до конца. Решительность победила. С маленьким, практически невесомым перевесом. Решился. Он толкнул дверь и, дабы не дать себе шанса передумать, перескочил через низенький порожек. Дверь позади него с громким стуком захлопнулась.

О комнате этой запрещалось даже говорить. Но что поделать, если запретная тема тем и интересна, что запретна. Монахи, которые постарше, да умудренные опытом, шептались, что когда-то давно, еще в те времена, когда история обители только начиналась, это тесное помещение служило кельей отступнику Евлампию. Давным-давно он был в числе тех, кто заложил краеугольный камень в фундамент будущего монастыря. Со временем стал и его настоятелем. Потом, как говорили, он продал душу дьяволу. Разные назывались причины столь богопротивного поступка, разные выдвигались гипотезы, неважно это, в любом случае овладели ним демоны. Говорили, сам Патриарх лично приезжал, не один день читал молитвы в попытке изгнать бесов, которые вселились в некогда божьего человека, но все безрезультатно. Не отдали демоны своей добычи. Лишь глумились они над потугами экзорцистов, принуждая уста божьего человека выкрикивать богохульные слова.

Многие пытались, многие старались, но результата все не было. Единственное, что оставалось монахам, так это запереть умалишенного в темной келье глубоко в подвале, оставив ему лишь несколько свечей и молитвенник. В первую же ночь он сжег книгу, пытался даже поджечь себя, но запах гари быстро распространился в монастырских помещениях. Пожар погасили. Свечи, да и вообще что-либо кроме пищи давать ему перестали. Так он и просидел до самой смерти в сплошной темноте, лишенный света и человеческого общества.

Так говорили. Документы, которые могли бы пролить свет на столь ужасное происшествие, быстро затерялись, а тем, кто еще помнил безумца, наказано было молчать. Но все-таки попытка стереть из памяти людской имя богоотступника не увенчалась успехом. Его помнили. Еще долго монахи шептались в темных углах, пересказывая друг другу подробности сделки с дьяволом. Шептались, но старались не упоминать его имени. Ведь кто знает, что сталось со слугой Господа, который не смог устоять пред искушениями величайшего врага всего сущего! И кто знает, какая кара может постигнуть того, кто не сдержится и некстати о нем вспомнит, промолвит вслух проклятое имя. Кто знает…

Брат Иоанн оглянулся. Коснулся двери, убедился в том, что она закрыта, присел на корточки. Извлек из-под рясы огарок свечи, трут и огниво. Руки отказывались подчиняться, дрожали пальцы, но несколькими выверенными движениями удалось-таки высечь искру. Неимоверно ярко среди тьмы вспыхнул огонек свечи. Вот это да! От того, что увидели глаза, юноша вскрикнул и пошатнулся. Дрогнули руки, молодой монах чуть не выронил единственный источник слабого света.

Говорили, брат Евлампий умер спустя месяц после того, как его живьем похоронили в этом каменном мешке. Теперь монах понимал почему. Как тут не поймешь, ведь все стены кельи, все без исключения, были разрисованы! Мерзкие картинки, страшные письмена. Несколько непонятных символов просто на потолке, нависали они, будто и не нарисованы вовсе. Будто объемные они, а то и вовсе живые. Пусть сколько бы времени не прошло, сомнений не оставалось – все рисунки выполнены кровью, кровью отступника. Да, об этом Пелагея не упоминала, но, наверняка, знала. Она ведь многое знает. Скорее всего, она боялась. Боялась того, что Иоанну не хватит смелости, если он будет знать всю правду. Не хватит мужества. Возможно, она и права. Кто знает…

Время! Довольно легко удалось заставить разум выдать план монастыря: высокая ограда, основные строения, ворота. Воображение, которое сильнее всяких страхов, быстренько набросало подобие карты да еще вверху пририсовало розу ветров. Иоанн непроизвольно улыбнулся, что ж ему всегда нравилось фантазировать, а это, оказывается, не такое уж и бесполезное занятие!