Выбрать главу

Вдоль Гольборна стояли въ разныхъ мѣстахъ телѣжки чистильщиковъ улицъ, и всѣ лавки были еще на-глухо закрыты. Люди шли быстро, съ мрачными, озабоченными лицами, поднявъ воротники и засунувъ руки въ карманы; женщины, большей частью молодыя, искали, гдѣ бы имъ найти кровъ. Подземная желѣзная дорога выбрасывала цѣлыя толпы людей изъ-подъ земли. Всѣ торопились; каждому нужно было быть въ опредѣленный, часъ на опредѣленномъ мѣстѣ; казалось, что они заняты тѣмъ, чтобы попасть на поѣздъ, а на самомъ дѣлѣ они думали толы о томъ, чтобы не заплатить штрафа.

Только Филиппу некуда было спѣшить — у него не было отношеній къ міру капиталистовъ, эксплуатирующихъ трудъ пролетаріата. Онъ былъ бездѣльникъ, самъ это зналъ; рабочіе тоже какъ будто это понимали. Они смотрѣли на него, какъ на одного изъ потонувшихъ въ омутѣ жизни, и онъ не могъ отрицать, что это именно такъ. Когда человѣкъ идетъ ко дну, это чувствуется и это видно по его лицу. Но для Филиппа приближался часъ торжества.

Вдоль Блюмсбюри-Стрита быстро промчался великолѣпный автомобиль и свернулъ на Оксфордъ-Стритъ. Имъ управлялъ величественный шофферъ въ мѣховой курткѣ и везъ другого, еще болѣе величественнаго человѣка, тоже въ мѣхахъ. Филиппъ любилъ автомобили и зналъ въ нихъ толкъ; онъ сразу увидѣлъ, что мчавшійся мимо него автомобиль — Паккартъ въ шестьдесятъ силъ, что карета — одной изъ лучшихъ фабрикъ, и что шофферъ неосторожно ѣдетъ четвертой скоростью. Онъ остановился и сталъ глядѣть. Нѣтъ ничего удивительнаго, конечно, въ томъ, что человѣкъ останавливается, чтобы глядѣть на автомобиль; но если автомобиль останавливается передъ человѣкомъ, стоящимъ на улицѣ, то это кажется очень страннымъ. Можно, поэтому, представить себѣ удивленіе Филиппа, когда автомобиль вдругъ остановился прямо около него.

Человѣкъ, сидѣвшій въ автомобилѣ, выглянулъ изъ него; изъ мѣховъ высунулось улыбающееся молодое лицо съ синими глазами и длинными свѣтлыми усами.

— Филь, это ты?

— Тонни! Здравствуй!

Они поздоровались, крѣпко пожавъ другъ другу руку.

— Какъ это ты такъ рано всталъ? — спросилъ Филиппъ.

— Да я еще и не ложился. Послушай, ты очень занятъ?

— Нѣтъ.

— Хочешь позавтракать со мной?

— Гдѣ?

— У меня. Я живу въ Девоншайръ-Меншіонсъ. Вѣдь нужно же тебѣ гдѣ-нибудь позавтракать?

— Не знаю, такъ ли это необходимо. Ну, да я принимаю твое приглашеніе.

— Довезите насъ поскорѣе, — сказалъ Тонни шофферу, когда Филиппъ сѣлъ къ нему въ автомобиль. — Прибавьте ходу.

— Слушаюсь, сэръ Антони.

Автомобиль быстро помчался. Филиппъ уже не шелъ ко дну, какъ нѣсколько минутъ до того. Встрѣча съ автомобилемъ совершила волшебную метаморфозу въ его судьбѣ.

— Я, кажется, уже года три или четыре не видѣлъ твоего поразительно спокойнаго лица, — сказалъ Тони и послѣ короткаго молчанія.

— Мы не видѣлись уже пять лѣтъ, — поправилъ Филиппъ. Затѣмъ наступила пауза, какъ это часто бываетъ между друзьями послѣ долгой разлуки.

— Я вижу, что ты не сталъ разговорчивѣе, — сказалъ Тонни.

— Да зачѣмъ говорить, когда другіе достаточно болтаютъ! Скажи, почему твой шофферъ называетъ тебя сэромъ Антони?

— Мнѣ совѣстно сказать тебѣ, Филь, — отвѣтилъ Тонни, — но, право же, это случается даже въ очень почтенныхъ семействахъ. Я — баронетъ, двѣнадцатый баронетъ въ моемъ роду. Мой двоюродный братъ умеръ за два дня до своей свадьбы.

— Я никогда не зналъ, что у тебя есть двоюродный братъ.

— Потому что ты никогда ни о чемъ не спрашиваешь. Да, титулъ перешелъ ко мнѣ.

— Славная игрушка. Но, кромѣ нея, тебѣ досталось и нѣчто существенное?

— Да. Пятнадцать тысячъ фунтовъ въ годъ.

Филиппъ отвѣтилъ не сразу. Ему нужно было подавить много чувствъ въ себѣ, чтобы сохранить равнодушный видъ. Пять лѣтъ тому назадъ, когда Филиппъ разорялъ одинъ клубъ въ Сенъ-Джемсѣ, гдѣ онъ состоялъ секретаремъ, Тонни Дидрингъ, которому было тогда двадцать-два года, начиналъ неудачную адвокатскую карьеру. Контрастъ между ихъ характерами послужилъ къ ихъ сближенію въ клубѣ, членомъ котораго состоялъ и Дидрингъ. Тогда они оба нуждались, — а вотъ теперь Тонни сдѣлался титулованной особой съ доходомъ въ пятьдесятъ фунтовъ ежедневно, за исключеніемъ воскресеній.

— Что-жъ, ты все это тратишь, я полагаю? — пробормоталъ Филиппъ.

— Очень легко. А ты что дѣлаешь?

— Ничего.

— Вотъ какъ. Ты не похожъ на празднаго человѣка.

— Именно похожъ, — возразилъ Филиппъ.

Моторъ домчалъ ихъ очень быстро къ дому, гдѣ жилъ Тонни, по близости отъ Гайдъ-Парка. Огромное зданіе, въ одиннадцати этажахъ котораго помѣщались отель, ресторанъ, кафе, нѣсколько клубовъ, роскошный табачный магазинъ, парикмахеръ, билліардная академія, библіотека, почтовое и телеграфное бюро и, кромѣ того, много роскошныхъ квартиръ, было объято утренней тишиной. Дневная жизнь еще не началась. Въ обширныхъ сѣняхъ разсыльные стояли еще въ теплыхъ жилетахъ съ рукавами, а мальчикъ, который поднялъ сэра Антони и его досужаго друга по лифту на пятый этажъ, не успѣлъ еще пригладить волосы.

Пожилой, гладко выбритый человѣкъ, съ сѣрымъ цвѣтомъ лица, встрѣтилъ ихъ у дверей квартиры сэра Антони.

— Съ добрымъ утромъ, сэръ Антони.

— Здравствуйте, Оксвичъ. Завтракъ на двоихъ. Икру. Почки.

— Я осмѣлился заказать манную кашу.

— Что за глупости! М-ръ Мастерсъ не для того пріѣхалъ сюда изъ Блюмсбюри, чтобы ѣсть манную кашу.

— Вашъ желудокъ, сэръ, послѣ такихъ нѣсколькихъ ночей…

— Правда, Оксвичъ. Но мой другъ…

— Я съ удовольствіемъ буду ѣсть манную кашу, — сказалъ Филиппъ.

Величественный Оксвичъ взялъ ихъ шляпы и пальто, и Филиппъ увидѣлъ, что сэръ Антони — во фракѣ.

— Я еще не раздѣвался со вчерашняго вечера, объяснилъ сэръ Антони. — Мы играли въ карты, — нужно же пользоваться жизнью, — и двое изъ моихъ друзей пропустили послѣдній поѣздъ въ Манчестеръ. Даже не пропустили, а забыли. Тогда я обѣщалъ имъ, что они попадутъ на первый утренній поѣздъ. На что имъ понадобился Манчестеръ — право, не знаю. Имъ, кажется, нужно было попасть туда по важному дѣлу. Я переодѣнусь послѣ завтрака, Оксвичъ. Я слишкомъ голоденъ.

— Я осмѣлился приготовить вамъ ванну, сэръ Антони, и вашъ новый сѣрый костюмъ съ синимъ галстукомъ. Я перешилъ пуговицы на жилетѣ.

— Ну, хорошо. А мистеру Мастерсу приготовьте помыться во второй ванной.

Тонни быстро вышелъ изъ комнаты.

— Я сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ, сэръ, — сказалъ Оксвичъ Филиппу и, подойдя въ комнатному телефону, тихо проговорилъ въ трубку: — Еще одну порцію манной каши и порцію почекъ.

Затѣмъ онъ обратился съ вѣжливой улыбкой къ Филиппу и провелъ его въ ванную. Гость и хозяинъ сошлись потомъ въ уборной Тонни, и Филиппъ осмотрѣлъ гардеробъ своего друга: восемнадцать костюмовъ, семь фраковъ, сорокъ паръ модныхъ панталонъ, сто-восемнадцать галстуковъ, тридцать-три палки, семь зонтиковъ, четыре ряда ботинокъ, большая желѣзная шкатулка съ ювелирными украшеніями, изумительная коллекція всевозможныхъ шляпъ, золотыя принадлежности туалета — все это поражало своей роскошью и изысканностью. Филиппъ пришелъ въ убѣжденію, что, даже имѣя пятьдесятъ фунтовъ въ день, молодому человѣку, который избралъ дорого стоющую и трудную профессію дэнди, не дурно отъ времени до времени дѣлать экономію на завтракѣ и ограничиваться манной кашей. Они пошли завтракать въ великолѣпно убранную столовую; Оксвичъ, со строгимъ видомъ почтительнаго мэтръ-д'отеля, усадилъ хозяина и гостя на двухъ противоположныхъ концахъ стола и подавалъ каждому отдѣльно приготовленныя для него блюда.

— Оксвичъ, — сказалъ вдругъ баронетъ, — манная каша превосходна. Будьте любезны, протелефонируйте, чтобы мнѣ оставили мой обычный столъ въ ресторанѣ къ обѣду. Пойдите сейчасъ же.

Какъ только Оксвичъ вышелъ съ невозмутимо величественнымъ видомъ изъ столовой, Тонни быстро вскочилъ со стула и подошелъ къ Филиппу.