Синяки исчезают. Кровь высыхает. Раны заживают.
Сделав глубокий вдох, я вытягиваю руки перед собой, и они все в крови.
― Ты не причинишь мне боль, ― повторяю я, и вот тогда я вижу мучения в его глазах. Нет сомнения, что он в ярости, но есть пустота ― пустота, к которой он не привык.
― Ты высосала всю жизнь из меня. Мне больше нет до тебя дела, ― говорит он, а затем бросает клок моих волос на землю. ― Я клянусь, что всажу пулю тебе в голову.
Я позволяю ему уйти, не сказав ничего, когда он поворачивается к своей машине. Я прикусываю язык, зная, что сделаю только хуже, если заговорю. Я дам ему отсрочку, но не отступлю. Я найду способ поговорить с ним, чтобы все объяснить. В прошлом я столько раз манипулировала, чтобы избавиться от препятствий, и смогу сделать это снова.
После того как вижу, что он проезжает мимо меня, и ворота закрываются, я иду к обочине дороги и загребаю в руку пригоршню снега. Мое тело напрягается, готовясь к боли, и мои руки дрожат, когда я тянусь назад. Вздрагивая, я прикладываю снег к своей кровоточащей голове, и шиплю от жжения.
Я беру еще снега и прикладываю к своей ране, и когда мое тело перестает трястись и цепенеет, я сажусь в машину и уезжаю.
― Что случилось? ― резко спрашивает Айла, когда я поднимаюсь вверх по лестнице.
― Извини? ― отвечаю я, развернувшись.
Поднимаясь по ступенькам, она выглядит встревоженной.
― Вся твоя спина в крови, милочка.
― Ох, я...
― Что происходит? Ты сама нанесла себе повреждения?
― Нет, ― быстро выпаливаю я.
― Тебе нужно позвонить куда—нибудь? В полицию?
― Нет, нет, я в порядке, ― защищаюсь я. ― Я в порядке.
Ее глаза раздраженно сощуриваются, когда я избегаю ее вопросов.
― Ты не в порядке. Или ты мне скажешь, что происходит, или я сама позвоню в полицию.
― Никакой полиции. Пожалуйста, ― говорю я ей, решая просто солгать. ― Это был глупый несчастный случай. Я поскользнулась на льду и ударилась головой, когда падала.
Она смотрит на меня скептически, прежде чем кивает.
― Ты должна пойти к доктору.
― Если это начнет беспокоить меня, я пойду. Рана выглядит хуже, чем есть на самом деле, ― пытаюсь заверить ее я.
Как только оказываюсь в комнате, я иду в ванную, чтобы проверить повреждение. Кровь покрыла мои волосы, и пряди приклеились к ране. Я убираю часть волос с раны, и они отрываются, образовывая корочку, из—за чего моя голова снова кровоточит. Я знаю, что должна взять влажное полотенце и очистить себя, но я наслаждаюсь болью. Она отвлекает меня от уничтожения моего сердца.
Страдание внутри меня разрастается, поэтому я продолжаю отрывать корочку, потянув себя за волосы, и концентрируюсь на боли вместо внутренней агонии. Я не могу высвободить ее, но могу замаскировать, я так и делаю. Когда я чувствую, как сочится кровь, то ощущаю эйфорию. Я смакую это сиюминутное отвлечение и наслаждаюсь кровью, которая щекочет мою кожу, когда стекает по шее. Это все на чем я фокусируюсь, когда вздыхаю в облегчении и закрываю глаза.
― Не занимайся херней, заключенный, давай быстрее. У тебя есть пять минут, ― говорит надзиратель, которого я подкупил, грубо впихивая мне толчком в грудь одноразовый сотовый телефон.
― Мне нужна сим—карта.
― Я уже позаботился об этом, она в телефоне, ― говорит он мне и затем вручает сложенный пополам маленький огрызок бумаги. ― Код подтверждения.
Я киваю, и он хмуро говорит:
― Пошевеливайся.
Вбиваю цифры телефона, мне не приходится долго ожидать ответа.
― Алло? ― отвечает мой старый друг. Тот самый, которого я привел в жизнь моего сына, чтобы гарантировать, что все мои тылы прикрыты. Человек, который прикидывался преданным только Деклану, но на самом—то деле, он был предан только мне.
― У меня мало времени, ― говорю я.