― Теперь настала твоя очередь ответить. С кем ты разговаривала?
Отведя от него взгляд, я признаюсь:
― С папой, ― и жду его ответа, но то, что он говорит, меня удивляет.
― И что он говорит?
Возвращая свое внимание к Деклану, я замечаю, что он искренне желает узнать, поэтому я признаюсь:
― Он сказал мне, что мне нужно быть сильнее.
― Расскажешь мне о нем? ― спрашивает он, а затем ухмыляется, добавляя: ― Правду на этот раз.
― То, что я тебе рассказывала о нем, как он утешал меня, как вы похожи друг на друга, все это было правдой, Деклан. Ложь была с историей Канзаса. По правде говоря, мы жили в Нортбруке. Он был отличным отцом. Мне никогда не приходилось сомневаться в его любви ко мне, потому что он давал ее бесконечно.
Мысли из прошлого накапливаются, и я улыбаюсь, когда говорю ему:
― Причина, по которой мой любимый цветок — розовая маргаритка, заключается в том, что он всегда покупал ее для меня.
Мои легкие сжимаются, когда слезы от воспоминаний падают из моих глаз и скатываются по моим щекам.
― Раньше у нас были чаепития. Я наряжалась, а он присоединялся ко мне, притворяясь, что ест маленькие пластмассовые пирожные. ― Я вытираю слезы и говорю: ― Я никогда не спрашивала о моей маме. Я никогда не задумывалась о ней, потому что моего папы было более чем достаточно. Я никогда не чувствовала, что мне чего—то не хватает.
― Ты упомянула, что он попал в тюрьму, ― говорит он, и я киваю.
― Да, ― отвечаю я и фыркаю, прежде чем объяснить: ― Его поймали за торговлю оружием. Мне было пять, когда копы арестовали его на моих глазах. В моем сознании все еще хранится четкая картина, как мой папа стоит на коленях, в наручниках, и обещает мне, что все будет в порядке.
― Так что же произошло?
Пожав плечами, я отклоняюсь:
― Вот и все. Я его больше не видела. Меня отдали в приемную семью, и у меня был самый дерьмовый соцработник. Его отправили в тюрьму Менард, а я оказалась в Позене, который находился в пяти часах езды оттуда.
― Никто не приглашал тебя навестить его?
― Нет. Мой соцработник едва успевала навестить меня, не говоря уже о том, чтобы везти меня через весь штат. Но она все—таки приехала, чтобы сказать мне, что моего отца убили ножом в драке.
― Сколько тебе было лет?
― Двенадцать.
Он берет меня за руку, поворачивая мою ладонь вверх. Его голос нежен, когда он говорит:
― Ты не ответила мне, когда я спрашивал тебя об этом раньше, но мне нужно знать.
Затем он проводит большим пальцем поверх слабых белых шрамов на моем запястье.
― Расскажи, как ты это получила?
Моя голова опускается в смущении, не желая добавлять еще один слой отвращения ко всему, что он знает обо мне. Моя рука все еще в его руке, когда он берет другую и закрывает ею мое запястье. Когда я смотрю ему в глаза, он настоятельно просит:
― Я хочу, чтобы ты рассказала мне.
Итак, я делаю большой глоток воздуха и собираю все силы, чтобы ограничить боль. Это занимает у меня минуту, и после замершего дыхания я открываю еще одну рану и позволяю ей истекать кровью для Деклана.
― Когда меня не было в подвале, я была в шкафу. Мой приемный отец привязывал меня своим кожаным ремнем к штанге для одежды в шкафу под лестницей и запирал меня.
― Иисус, ― бормочет он, не веря. ― Как долго ты была?..
― Каждые выходные. Я заходила в пятницу и выходила в воскресенье. Иногда я бывала там в будние дни. Но летом это было постоянно. Я была там три—пять дней за один раз. Он выпускал меня ненадолго, чтобы спуститься в подвал, но потом он привязывал меня обратно и снова запирал дверь.
Я чувствую онемение, когда я говорю ему это, сдерживая эмоции, которых я боюсь. Трудно наблюдать ужас на его лице, поэтому я опускаю голову, но он поднимает её. Подвинувшись ближе ко мне, и положив руки мне на щеки, он поворачивает меня, чтобы я посмотрела на него. Моя челюсть плотно сжата, пока я продолжаю держать себя в руках.
― Почему? ― Он резко ругается, когда держит меня в своих руках. ― Почему ты никому не сказала? Почему ты позволила этому случиться с тобой?
Его слова нервируют меня, но вместо того, чтобы взорваться от ярости, я сужаю глаза и закипаю:
― Ты ни хрена не знаешь! У тебя был дом, у тебя была семья, ты был в безопасности. Так что не смей сидеть здесь и сомневаться в моих действиях. Ты не знаешь страха, как я. Может я больная на голову, но я точно знаю одно... Я бы не позволила этим вещам случиться со мной. То, что произошло, не было моей виной, так что иди ты… За то, что ты обвиняешь меня!
Я отстраняюсь от него и встаю, но он быстро хватает меня за руку. Он тянет меня к себе, и когда я пытаюсь вырваться от него, сжимает хватку.