На часах почти четыре, пора выгуливать Тролля. Я о нем чуть не забыла. Наши считали, что Тролля разбаловала Бриг. Поскольку она не работает, детей у нее нет, к домашним делам она равнодушна, а выставки, спектакли и показы мод чаще всего бывают по вечерам, она приучила Тролля выгуливаться по нескольку раз на день. Он был бы оболтусом, если бы отказывался. А оболтусом Тролль не был. Бриг каждый день гуляла с несколькими молодыми мамочками с колясками и всякий раз радовалась тому, что у нее – собачка, а не ребеночек. «Тролль на меня не срыгивает и не писает, и между ягодицами ему протирать не нужно», – как-то она сообщила нам об этих преимуществах Тролля. «И сиськи твои он не сосет, и на памперсы тратиться не надо», – тихо пробурчал Манфред, так, чтобы она его не услышала. На месте Манфреда, если он действительно хочет наследника, я бы попросила ее меньше с ними общаться.
Я вышла из синагоги, снова зазвонил телефон. Манфред! «Привет, ты вернулся?» «Да! И забрал Тролля. Я так и знал, что ты оставишь его у родителей. Ты где?» «В синагоге». Манфред молчал. «Готовишь курс еврейского права или что-то в этом роде?» – высказал он наконец предположение. «Не совсем. Нам нужно поговорить. Можешь приехать к родителям?» «Не могу. Ты, наверное, забыла, что мы живем в Берлине? Знаешь, сколько пробок сейчас на этом направлении? Давай к нам. Кроме того, ты же тут неподалеку».
Конечно, они на меня вытаращились. Это из-за платья. Невероятный эффект, надо надевать его на свидание. На меня вытаращился даже Тролль. Не понимаю, зачем вообще этому псу лапы, он мог бы передвигаться, как змея. «Господи, Марта, извини, – первым пришел в себя Манфред. – Кто-то умер на кафедре? А я еще подшучивал и Бриг развлекал шутками о тебе и синагоге, извини. Но ты бы могла объяснить!» Манфред не способен долго извиняться, лучше ему удается нападение.
Я молча прошла в гостиную, Тролль держался строго позади меня, как ребенок, несущий шлейф невесты. Мебель в квартире Манфреда авторская. Диван напоминает скалы, гостиная выполнена в голубых тонах, по обоям парят чайки, на стену проецируется старинный испанский корабль, который постоянно перемещается; занавески напоминают океанские волны. Все это должно успокаивать, во всяком случае, тех из нас, кто умеет плавать. Думаю, что гостиная посвящена Бригитте, в какой-то мере, она – бригантина.
Под диваном валялся скомканный архитектурный журнал, последний номер. С обложки мне лыбился неизвестный чернявый мужик, в сериалах такие играют коварных повес, которые метят на чужие денежки и чужих невест, и мамаши у них не менее коварные. «Тьфу», – выдал Манфред. «Ты чего это?» – поинтересовалась я. Бриг куда-то уплыла, пошла, наверное, в кубрик заваривать кофе.
«Узнала?» – Манфред пнул «сериального злодея» ногой в физиономию. «Нет», – сказала я, подняв беднягу с пола. С правой стороны было написано: «Манфред фон Вайхен: жизнь в барельефах». «О, да тут о тебе!» – обрадовалась я. «Тьфу, – Манфред был не в настроении. – Да. Тут о моей победе. Маленькое интервью, мне бы было стыдно такое брать. Складывается впечатление, что они готовятся к общению с попугаями, а не с образованными людьми». Помню, как однажды, когда он поссорился с Бриг из-за ее матери, а вышеупомянутый Франц назвал спроектированный им центр современного искусства «безголовым и сутулым импотентом, который, собственно, находится в гармонии с современным искусством, которое тоже давно не поднимало головку», Манфред заявил (выдал), что одна половина людей, у которых есть потребность портить жизнь другим, идет в тещи, а другая – в журналисты. Лично мне этот диковинное здание напоминало голову павлина с короноподобным хохолком и клювом, но, честно говоря, на фигуру безголового мужчины с опущенным фаллосом это тоже было похоже.
«Это Грюнвальд Штросс. Архитектурное посмешище. И снова я под ним, как это противно». «Ну, это же не буквально», – хмыкнула я. Манфред вздрогнул. «Я не хочу терпеть от тебя такие шутки! Сама подкладывайся под него буквально! Он умудрился испоганить мой триумф. Выиграл я. Он к этому конкурсу не имел никакого отношения. И что я вижу на обложке? Эту наглую рожу».
Бриг принесла кофе. «Показать тебе свадебные фотографии?» – поинтересовалась она. Очевидно, Грюнвальд Штросс ее совсем не волновал. «А внутри они дали огромное интервью с этой бездарью. Кому нужны твои свадебные фотки, Бриг? Они же каждый раз одинаковые!» – никак не мог угомониться Манфред. Бриг едва повела бровями.
«Я бы хотела, чтобы вы присели». Они расположились таким образом, что было заметно – до моего визита они успели поссориться и теперь сидели на расстоянии друг от друга. Бриг в кресле-маяке. А Манфред спикировал ко мне, на скалу. «Даже не знаю, с чего начать. Вчера ко мне пришел Олаф». «Кто-то оставил нам наследство?» Манфред хохотнул. «Представь себе». Тут он мне помог. «Кто?» «Отец отца». «Он сбросил награбленные сокровища русских царей на парашюте, а сейчас кто-то добропорядочный это нашел и хочет отдать нам, чтобы мы это торжественно передали русскому посольству?» «Не совсем. Он позавчера умер в сумасшедшем доме, здесь, в Берлине, и оставил нам хасидскую шляпу, Библию, самоучитель иврита, бело-голубую папку и несколько рисунков». Я понимала, что Манфред не начнет прыгать от радости, да и сознание вряд ли потеряет. Но не ожидала, что он будет спокойно хлебать кофе и смотреть на меня в ожидании продолжения этой увлекательной истории. О, я знала этот взгляд с детства. Отец уже уповал на то, что мы сейчас уснем и не нужно будет нам читать новую сказку, и тут Манфред открывал блестящие глазки и требовал продолжения.