На погосте свечкой теплятся гнилушки,Доплетает леший лапоть на опушке,Верезжит в осоке проклятый младенчик…Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик.
У зари нарядов тридевять укладок…На ущербе ночи сон куриный сладок:Спят монашка-галка, воробей-горошник…Но едва забрезжит заревой кокошник —
Звездочет крылатый трубит в рог волшебный:«Пробудитесь, птицы, пробил час хвалебный,И пернатым брашно, на бугор, на плесо,Рассыпает солнце золотое просо!»
Голос из народа
Вы – отгул глухой, гремучей,Обессилевшей волны,Мы – предутренние тучи,Зори росные весны.
Ваши помыслы – ненастье,Дрожь и тени вечеров,Наши – мерное согласьеТяжких времени шагов.
Прозревается лишь в книгеВами мудрости конец, —В каждом облике и мигеНаш взыскующий Отец.
Ласка Матери-природыВас забвеньем не дарит, —Чародейны наши водыИ огонь многоочит.
За слиянье нет поруки,Перевал скалист и крут,Но бесплодно ваши стукиВ лабиринте не замрут.
Мы, как рек подземных струи,К вам незримо притечемИ в безбрежном поцелуеДуши братские сольем.
«Есть две страны; одна – Больница…»
Есть две страны; одна – Больница,Другая – Кладбище, меж нихПечальных сосен вереница,Угрюмых пихт и верб седых!
Блуждая пасмурной опушкой,Я обронил свою клюкуИ заунывною кукушкойСтучусь в окно к гробовщику:
«Ку-ку! Откройте двери, люди!»«Будь проклят, полуночный пес!Кому ты в глиняном сосудеНесешь зарю апрельских роз?!
Весна погибла, в космы сосенВплетает вьюга седину…»Но, слыша скрежет ткацких кросен,Тянусь к зловещему окну.
И вижу: тетушка МогилаТкет желтый саван, и челнок,Мелькая птицей чернокрылой,Рождает ткань, как мерность строк.
В вершинах пляска ветродуевПод хрип волчицыной трубы.Читаю нити: «Н. А. Клюев —Певец олонецкой избы!»
«За лебединой белой долей…»
За лебединой белой долей,И по-лебяжьему светла,От васильковых меж и поляТы в город каменный пришла.
Гуляешь ночью до рассвета,А днем усталая сидишьИ перья смятого беретаИглой неловкою чинишь.
Такая хрупко-испитаяРассветным кажешься ты днем,Непостижимая, святая, —Небес отмечена перстом.
Наедине, при встрече краткой,Давая совести отчет,Тебя вплетаю я украдкойВ видений пестрый хоровод.
Панель… Толпа… И вот картина,Необычайная чета:В слезах лобзает МагдалинаСтопы пречистые Христа.
Как ты, раскаяньем объята,Янтарь рассыпала волос, —И взором любящего братаГлядит на грешницу Христос.
«Запечных потемок чурается день…»
Запечных потемок чурается день,Они сторожат наговорный кистень, —Зарыл его прадед-повольник в углу,Приставя дозором монашенку-мглу.
И теплится сказка. Избе лет за двести,А все не дождется от витязя вести.Монашка прядет паутины кудель,Смежает зеницы небесная бель.
Изба засыпает. С узорной божницыВзирают Микола и сестры Седмицы,На матице ожила карлиц гурьба,Топтыгин с козой – избяная резьба.
Глядь, в горенке стол самобранкой накрытНа лавке разбойника дочка сидит,На ней пятишовка, из гривен блесня,Сама же понурей осеннего дня.
Ткачиха-метель напевает в окно:«На саван повольнику ткися, рядно,Лежит он в логу, окровавлен чекмень,Не выведал ворог про чудо-кистень!»
Колотится сердце… Лесная избаГлядится в столетья, темна, как судьба,И пестун былин, разоспавшийся дед,Спросонок бормочет про тутошний свет.
«Зима изгрызла бок у стога…»
Зима изгрызла бок у стога,Вспорола скирды, но вдомекБуренке пегая дорогаИ грай нахохленных сорок.
Сороки хохлятся – к капели,Дорога пега – быть теплу.Как лещ наживку, ловят елиЛуча янтарную иглу.
И луч бежит в переполохе,Ныряет в хвои, в зыбь ветвей…По вечерам коровьи вздохиСнотворней бабкиных речей:
«К весне пошло, на речке глыбко,Буренка чует водополь…»Изба дремлива, словно зыбка,Где смолкли горести и боль.