Светлокрашеную шлюпку,Весел мерную молву,Рядом девушку-голубку —Белый призрак наяву…
Я все тот же – мощи жаркойНе сломил тяжелый свод…Выйди, белая русалка,К лодке, дремлющей у вод!
Поплывем мы… Сон нелепый!Двор, как ямы мрачной дно,За окном глухого склепаИ зловеще и темно.
Рождество избы
От кудрявых стружек тянет смолью,Духовит, как улей, белый сруб.Крепкогрудый плотник тешет колья,На слова медлителен и скуп.
Тепел паз, захватисты кокоры,Крутолоб тесовый шоломок.Будут рябью писаны подзоры,И лудянкой выпестрен конек.
По стене, как зернь, пройдут зарубки:Сукрест, лапки, крапица, рядки,Чтоб избе-молодке в красной щубкеЯвь и сонь мерещились – легки.
Крепкогруд строитель-тайновидец,Перед ним щепа как письмена:Запоет резная пава с крылец,Брызнет ярь с наличника окна.
И когда оческами куделиНад избой взлохматится дымок —Сказ пойдет о красном древоделеПо лесам, на запад и восток.
Свадебная
Ты, судинушка – чужая сторона,Что свекровьими попреками красна,
Стань-ка городом, дорогой столбовой,Краснорядною торговой слободой!
Было б друженьке где волю волевать,В сарафане-разгуляне щеголять,
Краснорядцев с ума-разума сводить,Развеселой слобожанкою прослыть,
Перемочь невыносимую тоску —Подариться нелюбиму муженьку!
Муж повышпилит булавочки с косы,Не помилует девической красы,
Сгонит с облика белила и сурьму,Не обрядит в расписную бахрому.
Станет друженька преклонливей травы,Не услышит человеческой молвы,
Только благовест учует поутру,Перехожую волынку ввечеру.
«Солнце Осьмнадцатого года…»
Солнце Осьмнадцатого года,Не забудь наши песни, дерзновенные кудри!Славяно-персидская природаВзрастила злаки и розы в тундре.
Солнце Пламенеющего лета,Не забудь наши раны и угли-кровинки,Как старого мира скрипучая каретаУвязла по дышло в могильном суглинке!
Солнце Ослепительного века,Не забудь Праздника великой коммуны!..В чертоге и в хижине дровосекаПоют огнеперые Гамаюны.
О шапке Мономаха, о царьградских бармахИх песня? О Солнце, – скажи!..В багряном заводе и в красных казармахРоятся созвучья-стрижи.
Словить бы звенящих в построчные сети,Бураны из крыльев запрячь в корабли…Мы – кормчие мира, мы – боги и дети,В пурпурный Октябрь повернули рули.
Плывем в огнецвет, где багрец и рябина,Чтоб ран глубину с океанами слить;Суровая пряха – бессмертных судьбинаВручает лишь Солнцу горящую нить.
Старуха
Сын обижает, невестка не слухает,Хлебным куском да бездельем корит;Чую – на кладбище колокол ухает,Ладаном тянет от вешних ракит.
Вышла я в поле, седая, горбатая, —Нива без прясла, кругом сирота…Свесила верба сережки мохнатые,Меда душистей, белее холста.
Верба-невеста, молодка пригожая,Зеленью-платом не засти зари!Аль с алоцветной красою не схожа я —Косы желтее, чем бус янтари.
Ал сарафан с расписной оторочкою,Белый рукав и плясун-башмачок…Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою,Звон оголосил пролесок и лог.
Схожа я с мшистой, заплаканной ивою,Мне ли крутиться в янтарь-бахрому…Зой-невидимка узывней, дремливее,Белые вербы в кадильном дыму.
«Уже хоронится от слежки…»
Уже хоронится от слежкиПрыскучий заяц… Синь и стыть,И нечем голые колешкиБерезке в изморозь прикрыть.
Лесных прогалин скатереткаВ черничных пятнах, на рекеГорбуньей-девушкою лодкаГрустит и старится в тоске.
Осина смотрит староверкой,Как четки, листья обронив,Забыв хомут, пасется СеркоНа глади сонных, сжатых нив.
В лесной избе покой часовни —Труда и светлой скорби след…Как Ной ковчег, готовит дровниК веселым заморозкам дед.
И ввечеру, под дождик сыпкий,Знать, заплутав в пустом бору,Зайчонок-луч, прокравшись к зыбке,Заводит с первенцем игру.