– Это ты говорил со мной в тот вечер? Кто ты такой?
– Меня зовут Клотт, остальное объяснить будет довольно сложно.
– Что тогда на самом деле произошло?
– Ты умеешь задавать непростые вопросы. Можно сказать, что мир раздвоился, и страшные события так и не произошли. Однако их инициатор едва ли откажется от своих целей. Так что опасность все еще висит над каждым из вас.
– Ты пытаешься меня напугать?
– Только предупредить.
– Тогда покажи лицо, я хочу знать, с кем говорю.
– Я не могу: мой облик еще не существует. Отчасти поэтому я и решил поговорить с тобой. Ты дал мне имя в ту ночь, но работа далека от завершения. Я прошу создать мой образ.
– С какой стати я должен этим заниматься?
– Потому что, боюсь, только я способен помочь тебе избавиться от нависшей угрозы. Тот человек, которого называют Хромым, не остановится просто так. В глубине души ты знаешь, что я говорю правду. Я прошу лишь выдумать меня, как дети выдумывают воображаемых друзей, только и всего. Ты уже дал мне имя, а значит, и право на существование. Если ты не создашь меня осознано, за тебя это сделает подсознание. Только результат его работы непредсказуем.
– Прости, парень, но ты меня не убедил. Я уж лучше к врачу схожу и таблетки принимать стану, чем начну выдумывать себе воображаемых друзей.
– Я не просто плод твоей фантазии, не дурной сон! Прислушайся, или потом будет уже поздно…
Темнота закружилась перед Андреем, он почувствовал, как летит вверх сквозь толщу земли, минуя бетонные перекрытия гигантского бункера, и прорывается навстречу свету.
– Доброе утро. Скажи, где ты кофе прячешь, а то я, знаешь ли, не привыкла по чужим кухням шариться, – на краю скрипучей кровати сидела Рита. Она была одета в его вчерашнюю футболку, доходившую ей лишь до верхней трети бедра, открывая сонному еще взгляду столь соблазнительные загорелые ноги. Ласковые карие глаза вопросительно глядели на него.
– Ты ведь не против, что я твою надела? Просто ничего не взяла с собой. Не думала, что не дома сегодня проснусь, – при этих словах она смущенно улыбнулась.
– Конечно, не против. А кофе в левом верхнем ящике на кухне. Правда, у меня только растворимый.
– Хорошо, я нам обоим сделаю. Тебе тут звонили, кстати, пока я умывалась, – она протянула ему телефон. Перед тем как уйти на кухню, Рита наклонилась и поцеловала его. Этот поцелуй странным образом вызвал в памяти смутные и волнительные переживания прошлой ночи. Он вспомнил ее жаркие бронзовые объятья, свою робость и попытки ее не показывать, уверенность ее горячих и точных движений…
«Да не засыпай же ты!»
На экране высветился пропущенный от сестры. «Черт, совсем забыл». Андрей тут же нажал на вызов и, прижимая трубку плечом к правому уху, приступил к поискам одежды в недрах стоящего в углу пожилого шкафа. Выбор пал на относительно приличные коричневые шорты и новую синюю футболку без опознавательных знаков.
– Уже проснулся?
– Прости, телефон на кухне лежал…
– Да мне, в принципе, все равно, можешь не оправдываться. Главное, что ты дома. Мы уже подъезжаем, минут через пять будем.
– Мы?
– Я и Матвей, ты ведь не забыл, надеюсь?
– Нет, конечно, жду.
Андрей сидел на невысоком трехногом табурете за кухонным столом и, как зачарованный, наблюдал за пластичными движениями Риты, разливающей кипяток по икеевским чашкам.
– Сливки в холодильнике рядом с вискарем, если нужно.
– Не откажусь, тебе тоже?
Он молча кивнул, затем сделав первый обжигающий глоток и заговорил.
– Сейчас сестра звонила, она заедет, племянника привезет. Я обещал посидеть с ним до вечера.
– Мне, наверное, лучше уйти?
– Нет, что ты? Думаю, вы поладите. Я это просто к тому, что часов до семи нам вряд ли удастся вдвоем побыть.
– Пустяки. А племяннику сколько лет?
– Десять почти, он славный парень.
Раздражающие трели дверного звонка визгливо наполнили квартиру. Рита забежала в спальню.
– Надо хоть одеться поприличнее.
Андрей направился к входной двери, предварительно засунув пепельницу в выдвижной ящик гарнитура.
– У тебя гости? – спросила Катя, едва скинув с плеч черное пальто, пропитанное мглистой осенней сыростью. При всей своей миловидности эта невысокая молодая блондинка всегда сохраняла выражение лица, свойственное скорее наемному убийце, чем матери-одиночке.