– Да, я перекинулся с ним парой слов, когда делал заказ. Он очень удивился и спросил, откуда я узнал, что он Посредник. Но отпираться не стал и позвал нас поболтать о Той Стороне к себе домой после смены, часа через два.
– О чем вы? – заговорила Рита. Выражение любопытства очень шло ее улыбающемуся загорелому лицу.
– Это шифровка? Колитесь!
Меньше всего Андрею хотелось, чтобы Рита думала о нем и его друзьях как о сборище эзотерических психов. В висках снова пульсировала нарастающая боль.
– Есть у кого таблетка или типа того?
– Да, у меня есть, – сказала Рита, открывая серебристый клатч, – отдам за ответ на предыдущий вопрос.
Она протянула Андрею голубую кругляшку. Он стремительно проглотил ее, запив содержимым своего стакана.
– Кто-нибудь еще хочет? У меня на всех хватит, раз уж впереди у нас намечается интересная ночь.
– Смотря что это? – Олег тут же получил пинок под столом от Андрея. Тому еще меньше хотелось, чтобы Рита видела в них сборище торчков. Однако друг проигнорировал его молчаливый протест.
– А вдруг это что-то интересное.
– Да ничего интересного, просто «ешка».
– Тогда давай конечно! Теперь я понимаю, почему Андрей на работе сутками торчит во всех смыслах! А еще на меня гнал.
Внутри что-то предательски ёкнуло, будто из тумана до него дошел смысл произнесенных за столом слов.
– Так это было не обезболивающее?
– В каком-то смысле, – Рита, кажется, тоже не сразу правильно поняла ситуацию, но, улыбнувшись, быстро сориентировалась, – но ты сам молодец. Уточнять ведь надо, прежде чем в рот совать.
В голове Андрея мысли устроили паническую чехарду. Опережала всех боязнь потерять контроль над собой, перед глазами тут же возник образ отца. Он уже не слышал, как его друзья наперебой рассказывали девушкам о мистическом феномене Той Стороны. Он будто вывалился из реальности внутрь себя самого.
Все дело в том, что возможность потерять самоконтроль была одновременно и заветным желанием, и тайным страхом. В угрюмые минуты одиноких размышлений однажды его посетила идея, что отец со своей тягой к власти над всем, что в поле его зрения, ни в какое сравнение не идет с тем демоном, что сам Андрей вырастил из его отпечатка в собственной голове. Он даже помнил, когда это началось.
«С самого детства он боялся отца, боялся не оправдать его ожиданий или просто попасть под горячую руку. За сестрой, с ее несгибаемой волей, ему было не угнаться по всем показателям. Однако уже тогда полуинтуитивно он выбрал другой путь: чтобы выдержать груз чужих ожиданий, нужно было уменьшить их вес. И с тех пор Андрей начал походить на этакого недотепу: безотказного, но не слишком сообразительного. Про таких обычно говорят: звезд с неба не хватает. Как часто он слышал эту фразу в разговорах родителей между собой или с учителями! Для матери он стал тем ребенком, которого и ругать-то, в сущности, не за что. Но и успехами его особо не погордишься. Отец же потерял к нему всяческий интерес, и в отношении его теперь сквозило лишь брезгливое недовольство с редкими вспышками активного раздражения, чуять которые Андрей научился издалека.
Демон уверенной рукой тянул его многие годы, уберегая от падения в пропасть бездарности (и на том спасибо). Но также он не давал возможности вырваться из заколдованного круга посредственности. Соответствовать образу было по-настоящему тяжело, пожалуй, лишь первый год. Со временем это вошло в привычку, а затем переросло в рефлекс. Конечно, демон давал эту спасительную мимикрию не за бесплатно. Он брал свое фоновым чувством вины, нелепыми страхами, а главное – забирал яркость всех позитивных чувств, на сдачу оставляя рассеянность и благоразумную избирательность памяти, позволяющие забыть приступы стыда за свое положение. Репутация делала свое дело, и год от года все меньше усилий приходилось прикладывать для соблюдения статуса кво…».
Волна тепла, пробежавшая по телу, вынесла Андрея из пучины самокопания обратно к улыбающимся лицам друзей, освещенных покачивающейся над столом лампой Эдисона. Но лишь затем, что бы вновь отключить окружающий мир и погрузить в пучину радостного удовольствия внутри себя самого. За пару часов, показавшихся ему блаженной вечностью, Андрей выныривал несколько раз, превращая реальность в набор образов, наполненных музыкой, внутренним светом и глубоким личным смыслом. Перед восторженными глазами пронеслись мигающие от стробоскопа фигуры людей, погруженных в танцевальный транс, сосредоточенное суровое лицо бармена с густыми бровями и волевым подбородком, черная крыша с алыми отсветами, разлетающиеся на ветру искры от окурка, вдавленного в металл пепельницы, бронзовая кожа и карие глаза Риты, взрыв поцелуя…