Линн, сохраняя внешнее спокойствие, поставила чашку на блюдце.
— Понятно. Ты хочешь, чтобы я следила за собственным начальником.
— Ну, не так резко, — фыркнул Герейнт. — Просто мне необходимо, чтобы ты — а наблюдательности тебе не занимать — вела учет всех его действий.
— А, собственно, зачем?
— Как я уже сказал, кое-кто им интересуется. Кое-кто имеет на него зуб. Так что мы с тобой устроим ему что-то вроде заслона. Я не прошу тебя ничего записывать. Достаточно, чтобы ты звонила мне, скажем, раз в неделю или раз в день, если случится что-то важное. Тут недавно произошло два малоприятных убийства. И я хотел бы знать, как Вернон занимается их расследованием. Вот и все.
— Боюсь, что ничем не смогу помочь, — ответила Линн, ощутив, как подрагивает ее голос.
— Никто не узнает, даю слово, — продолжал гнуть свое Герейнт. — И если вдруг в новом году тебе захочется подать на повышение, будь уверена, я помогу тебе.
— Неужели? А с чего ты решил, что я собираюсь это сделать? — огрызнулась Линн. — Мне и на моем месте неплохо. И вообще у меня нет никакого желания вновь напяливать на себя форму.
— А кто сказал, что тебе придется ее напяливать? Для исключительных офицеров мы всегда готовы сделать исключение.
Линн встала со стула.
— Прошу прощения, сэр, я вынуждена просить вас покинуть мой дом.
Герейнт поднялся, но не для того чтобы уйти. Вместо этого он крепко схватил ее за руки и настойчиво продолжал:
— Извини, я не хотел тебя обидеть. Или унизить. Или усомниться в твоих способностях. Таких замечательных людей, как ты, редко встретишь на нашей работе. Я, наверное, совершил глупость. А теперь сядь и выслушай меня.
Линн молча подчинилась.
— Как я уже сказал, — продолжал Герейнт, — ходят всякие слухи. И, наверное, не без причины. Конечно, Вернон с блеском раскрыл несколько дел. Но почему он тогда не поймал Душегуба? В Стрэдинге преступник изрезал женщину на куски, когда вы с Верноном находились буквально в нескольких сотнях метров от того места. И где тогда, скажите на милость, была его хваленая интуиция?
Линн лишь пожала плечами.
— Такое уж точно не в его пользу, — начал было Герейнт, но, увидев лицо Линн, осекся. Вместо понимания на нем читалось возмущение. — Значит, ты отказываешься?
— Вернон мой коллега. Можно сказать, друг. Как мне казалось, не только мой, но и твой.
Герейнта это слегка задело.
— Разумеется, друг. Что бы ты там ни думала. Я этого пакостника люблю больше, чем самого себя.
— Тогда, скажи на милость, что ты против него замышляешь? — вздохнула Линн.
Герейнт отвернулся, словно пытаясь сочинить краткий и правдивый ответ.
— Я пытаюсь спасти его от него самого, Линн. Клянусь.
От этих слов Линн стало как-то не по себе. Она даже поежилась. За свою бытность офицером полиции она успела встретить немало лжецов. Герейнт же говорил правду. Он допил содержимое стакана, слегка передернувшись, а затем несколько секунд не мог решить, куда его поставить — на стол или на поднос. В конце концов он выбрал поднос, после чего поднялся и надел пальто. В кармане звякнули ключи.
— Тебе доводилось видеть Вернона не на работе? — поинтересовался Герейнт.
— Нет, не считая праздников. А тебе?
— Несколько раз. Последнее время мы оба стали ужасными домоседами. Как ни крути, а годы берут свое.
В прихожей Герейнт перед зеркалом поправил шарф. Линн тем временем открыла дверь. Герейнт протянул руку как для рукопожатия, но, как оказалось, положил ей в ладонь визитку.
— Мой домашний телефон. Звони в любое время, если передумаешь. — В его голосе звучала настоятельная просьба. — А ему ни слова. Договорились?
— Ясное дело.
— Обещай.
Линн глубоко вздохнула:
— Обещаю.
— Ну а теперь пока. Я пошел.
С этими словами Герейнт шагнул на мороз и направился к воротам. Не оглядываясь, он поднял руку, и откуда-то из темноты материализовался черный «даймлер». Линн неожиданно заметила на тумбочке в прихожей чужие перчатки. Схватив их, она бросилась на улицу. Увы, хлопнула автомобильная дверь, и «даймлер» тронулся с места. Единственное, что заметила Линн, — Герейнта на заднем сиденье. Выбежав на тротуар, Линн замахала руками, однако машина уже набирала скорость. Еще мгновение, и «даймлер» скрылся за углом.
Вернувшись в дом, Линн приняла ванну, переоделась и попробовала изобразить из себя образцовую мать. Увы, диснеевский мультфильм, который она смотрела с детьми, показался жуткой тягомотиной, а песни, которые пели герои, просто действовали на нервы. Визит начальника оставил в глубине души какой-то неприятный осадок, и Линн была не в состоянии переключиться на что-нибудь другое. Короче говоря, Рождество из праздника превратилось в самый заурядный вечер, хотя и в кругу семьи.
Когда дети уже спали, Йен принес бутылку коньяка и пару стаканов. Выключив телевизор, он поровну налил в каждый золотистой жидкости и подвинул к ней один из них. Нежно поцеловав жену в щеку, Йен произнес:
— Как ты думаешь, не слишком это по-дурацки, если я поздравлю тебя с Рождеством?
— По-дурацки? А что в этом такого?
— Да я же вижу, что ты чем-то ужасно расстроена. И вообще завтра на работу, которая у тебя уже в печенках сидит, а тут я со своими поздравлениями. Согласись, это глупо. Глупее не придумаешь.
Зная слабую сторону мужа — того гляди еще заподозрит, что у нее роман, а ему такое всякий раз приходит в голову, когда ее валит с ног усталость и она не в силах отпускать ему комплименты — мол, какой ты у меня бесценный, — Линн решила, что лучше не стоит скрывать правду. И рассказала о странной просьбе Герейнта.
Она редко обсуждала с мужем служебные дела. Он слушал внимательно, опасаясь перебивать — вдруг она передумает и снова умолкнет. Потом поинтересовался:
— И что ты намерена делать?
— Я уже сказала. Ничего. Вернон мне не только сослуживец, но и друг. И я не собираюсь стучать на него.
— Но, согласись, ведь если хорошенько призадуматься, все это как-то странно.
— Что именно?
— То, что твоему боссу постоянно везет. В его карьере счастливых совпадений больше, чем в романе Томаса Гарди. Возьми того же Банфорда.
— Кого?
— Ну, этого вашего Болтонского Душителя.
— А, Бомфорда. А в чем, собственно, дело?
— Ну разве, например, ты не ехала мимо какой-то там школы?
— Церкви, ты хочешь сказать.
Алкоголь согревал и расслаблял, и Линн впервые поведала мужу, как им с Верноном удалось поймать Душителя.
В тот вечер была жуткая буря, и когда они возвращались из Бакстона после допроса одного в высшей мере бесполезного свидетеля, им навстречу то и дело попадались перевернутые грузовики и легковушки, пугающе пустые, брошенные вверх колесами с включенными фарами. Время от времени «ровер» Лаверна тоже подхватывало ветром и сносило на противоположную сторону. Линн попросила Лаверна остановиться и переждать. Горючего в бензобаке было достаточно, чтобы сидеть с включенной печкой. Перспектива, конечно, тоскливая, но это куда лучше, чем оказаться под колесами грузовика на встречной полосе.
— Сэр, может, остановимся?
Не обращая внимания на ее просьбу, Лаверн прибавил газа. Неожиданно навстречу, сорванный порывами ветра с материнского ствола, вылетел огромный сук и, ударившись о капот, унесся куда-то в темноту.
"Посчитай до десяти", — мысленно приказала себе Линн, а вслух произнесла:
— Сэр, прошу вас, сбавьте скорость.
В ответ Лаверн лишь открыл "бардачок".
— Поищи, там должно быть несколько ирисок. Угощайся, а заодно, будь добра, разверни одну для меня.
Затем Лаверн включил стерео и, не отрывая взгляда от дороги, вставил кассету. Внутреннее пространство «ровера» тотчас наполнилось пронзительными звуками джаза сороковых годов, и какой-то незнакомый женский голос принялся что-то распевать о секретах любви. Какие там еще секреты, подумала про себя Линн. Слова невозможно разобрать, музыку тоже. Завывания ветра заглушали и то, и другое.