С неба падала какая-то противная изморось. Запирая машину, Линн бросила взгляд на окно гостиной — сквозь занавеску поблескивали разноцветные огоньки. Ага, значит, Йен все-таки догадался и нарядил к ее приходу елку.
Несмотря на то что впервые за эти несколько лет ей придется провести 25 декабря на работе, на душе у Линн было светло и радостно. Пусть завтра ее ждет работа; сегодня она примет ванну, переоденется и посвятит вечер Йену и дочкам.
Заслышав позвякивание ключей, Люси, огромный датский дог, бросилась к двери с басистым лаем. Линн прошла в прихожую, а Люси, дыхнув на нее ароматами «Педигри», попыталась проскочить в дверь на улицу. Вовремя подоспевший Йен сумел-таки ухватить собаку за ошейник.
— Линии, — ласково было начал он и нагнулся, чтобы поцеловать жену в щеку, но Люси в этот самый момент дернулась и поцелуй пришелся в воздух.
— А у нас гость, — объявил Йен; взяв у Линн пальто, он тут же в растерянности уронил его на пол.
В голосе мужа слышались нотки раздражения, из чего Линн поняла, что гость малоприятный. По всей видимости, это миссис Дарт — и, как обычно, некстати. Миссис Дарт — ужасно словоохотливая соседка — имела привычку нагрянуть именно в тот момент, когда вы садитесь за стол.
Джейн и Микаэла бросились обнимать мамочку за ноги. Линн наклонилась, чтобы приласкать дочерей, а Йен тем временем закрыл за ней дверь.
— Кто? — шепотом поинтересовалась Линн.
— Это к тебе, — произнес он, уклонившись, к ее великому раздражению, от ответа.
— Мам, а от тебя пивом пахнет, — заметила Микаэла — в свои пять лет она еще, увы, не научилась искусству дипломатии.
— Вином, лапочка, — ответила Линн и, обернувшись к Йену, переспросила: — Так кто это?
Он лишь глуповато ухмыльнулся в ответ и кивнул в сторону высокой фигуры, показавшейся из кабинета.
Как только Линн увидела поношенные, но при этом начищенные ботинки, ей стало ясно, что перед ней коллега-полицейский. Гость шагнул навстречу, и дети инстинктивно шарахнулись в стороны. При всей его обходительности Герейнт Джон мог напугать кого угодно.
— С Рождеством, инспектор, — как ни в чем не бывало произнес он.
Линн почувствовала, как лицо ей заливает краска. Герейнт наверняка почувствовал ее замешательство и, подобно фокуснику в цирке, показал, что в руках у него ничего нет.
— Все в порядке. Просто зашел вас поздравить.
Поняв, что это заявление ее мало успокоило, он рассмеялся и добавил:
— Я тут шел мимо и подумал, а не заглянуть ли мне к вам… на огонек.
Снова воцарилось молчание. Все трое натужно соображали, что сказать дальше. В словах Герейнта сквозило нахальство. За всю их совместную службу они с Линн обменялись не более чем десятком слов, и то не слишком учтивых. Более того, когда последний раз они встретились в коридоре, Джон даже не удосужился кивнуть в ответ на ее приветствие. Так что вряд ли это дружеский визит.
Первым опомнился Йен. Пытаясь изобразить гостеприимного хозяина, он произнес:
— Может, лучше вернемся в кабинет? Я сейчас принесу что-нибудь выпить.
Линн поспешила загладить оплошность мужа.
— Как, разве он еще не предложил тебе чаю?
Заместитель главного констебля пожал плечами.
— Ничего страшного, — начал было Герейнт, хотя за этой фразой наверняка скрывалось нечто вроде: "Разумеется. От этого сукиного сына, твоего муженька, дождешься…"
Линн с укором посмотрела па Йена:
— От тебя порой никакого толку.
— Ну хорошо, я сейчас заварю чай, — заторопился Йен.
— И нам тоже, — обрадовалась Джейн. — Пап, мы тоже хотим.
— И для тебя, моя крохотулечка, — ответил он, глупо утрируя местный акцент. Затем, изображая учтивость, обратился к гостю: — Мистер Джон, чай или кофе? Или, может, что-то покрепче?
— Виски с содовой, если вы не против.
— А мне чай, — ответила Линн, перебивая мужа на полуслове.
Йен вернулся на кухню, дети увязались за ним. Линн вслед за гостем последовала в кабинет. Там, на спинке кресла, лежало его пальто. На спинке ее кресла.
— Честное слово, — вновь начала она, — даже поверить не могу, что Йен ничего тебе не предложил. Сколько же ты прождал здесь?
Осторожно усаживаясь в кресло, Герейнт ответил:
— Минут двадцать. (И опять эта ехидная улыбочка, означавшая "Долго. А этот твой олух-муженек, жмот, каких свет не видывал, не предложил ни рюмки".)
Линн села на стул и принялась разглядывать гостя — мощная шея, плечи ей под стать, седая голова, волосы коротко подстрижены, сбоку пробор. Парикмахеры не иначе как сговорились — стригут всех полицейских под одну гребенку.
Ощутив себя по-настоящему гостем, Герейнт, кажется, немного расслабился и поправил запонки. Линн уловила легкий запах одеколона, кстати, хорошо ей знакомый — "Букет Бленгейма". Запах больших денег и мужского самомнения.
Словно предчувствуя вопрос, Герейнт первым перешел в наступление:
— Мне ужасно неудобно, Линн. Я, конечно, не вовремя. Но мне необходимо поговорить с тобой.
— Если не ошибаюсь, ты сказал, что все в порядке, — возразила она, с трудом сдерживая раздражение.
— Пока да, — ответил он с улыбкой.
— Так зачем ты пришел? Будь добр, объясни, в чем дело.
— Из-за Вернона. Сказать по правде, что-то он мне не нравится.
Линн кивнула, хотя не могла прочитать на его лице никакой озабоченности. Скорей на нем застыло выражение деланного дружелюбия. Так обычно выглядят немолодые манекенщики в журналах по вязанию.
— Ты уделишь мне несколько минут?
— Разумеется. — Что еще она могла сказать? — Я не на службе, так что давай валяй… сэр.
— Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе: все, что я скажу, — совершенно секретно. — Его глаза на мгновение вспыхнули злобой, однако ее тотчас сменила обычная фальшивая доброта.
— Да нет, уж будь добр, напомни, — съязвила Линн, отметив про себя, что газ в камине горит на полную мощность. Он что, сам его включил? Вот это нахальство.
Герейнт как ни в чем не бывало принялся выковыривать из-под ногтей грязь, бросая ее на ковер.
— Почему бы тебе не снять шарф?
— Мне и так хорошо.
Собственно говоря, Линн сама собиралась сделать это, но теперь получится, будто она снимает шарф по его команде. Ну нет.
— Итак, Вернон, — продолжал Герейнт. — Ты же знаешь, он мой старый друг. В молодости мы начинали вместе. И сейчас вращаемся в одном кругу. Хороший парень.
— Согласна.
— Именно поэтому я и пришел к тебе. Наш Вернон — натура неуживчивая. С ним не каждый найдет общий язык.
— Я уже заметила.
— Да и дело, которым вы сейчас занимаетесь… Словом, кое-кто не хочет, чтобы он в нем участвовал.
Такого Линн никак не ожидала. Наверняка на лице ее отразилась полная растерянность.
— Что ты несешь?
Герейнт уставился в ковер, затем, словно плохой актер в "мыльной опере", попытался изобразить сожаление.
— Речь идет о нашем общем друге. Я тебе говорю это по секрету. Мне пришлось побороться, чтобы Вернона не отстранили от расследования.
— А он это знает?
— Еще чего не хватало!
— Но почему? Что он такого натворил?
Герейнт заметил ее возмущение и поднял руку в миротворческом жесте:
— Послушай, это твой дом, и я отнимаю у тебя время. Спрашивай меня о чем угодно. Я не могу гарантировать ответы на все вопросы, но постараюсь.
— Я уже задала тебе один вопрос. — Линн спохватилась слишком поздно — враждебность, сквозившая в ее голосе, вряд ли укрылась от гостя. И интонация, и четкая, словно стаккато, дикция — все выдавало ее истинные чувства. Это был голос истинной леди, обращавшейся к непонятливому торгашу. Однако Герейнт предпочел не подавать виду.
— Дело не в том, что он натворил, Линн… а в том, что он еще не успел натворить.
— А именно?
— Хорошо, я все сейчас объясню… Как давно ты его знаешь?
— Несколько лет.