В тоннеле стало настолько темно, что на ледяном своде пришлось пристроить фонарик. Мураш рыл свой тоннель в противоположную сторону от меня. Снег мы сначала кидали в шурф, и потом Дацык вытаскивал его наверх ведрами. Не знаю, откуда у Мураша брались силы. Весь побитый, с заклеенным глазом, он вгрызался в мокрый лед, как землеройная машина. Коль фонарик был у меня, Мурашу пришлось довольствоваться свечами. Он расставил их по пустым консервным банкам из-под тушенки, которые закрепил на сводах. Вода, беспрерывно льющаяся сверху, постоянно заливала пламя, тогда Мураш снова поджигал их.
Дацык, отупев от однообразной и тяжелой работы, приумолк и долгое время не произносил ни слова. Я видел его унылое, безжизненное лицо, время от времени появляющееся в светлом круге шурфа, словно это был портрет в рамке. Если бы я не знал Дацыка и мне предложили бы придумать подпись к портрету, я бы написал: «Портрет больного, изможденного старика». Иногда Дацык, вытягивая ведро, замирал, чтобы передохнуть, и напряженно смотрел в сторону склона. Он беспокоился об Альбиносе. Наверное, без него он чувствовал себя одиноким и слабым, каким, собственно, и был.
Я замахнулся лопатой, чтобы в очередной раз вонзить штык в желтый, податливый лед, похожий на старое сало, как вдруг услышал металлический скрежет. Замер, перестал дышать. И опять удар металла о металл! Мураш что-то нашел! Я с трудом развернулся в узком тоннеле, снял фонарик и, низко согнувшись, пошел к шурфу. Воды уже было прилично, в некоторых местах она доходила мне до колен. Луч фонаря отражался и дробился на множество желтых огоньков, которые плавали на ее черной поверхности.
— Мураш! — донесся до меня голос Дацыка. — Что там у тебя?
Мураш не отвечал, продолжая скрежетать лопатой. Представляю, как любопытство и нетерпение пожирали нервы Дацыка! Я дошел до шурфа и свернул в тоннель Мураша. Здесь воды было еще больше, и ледяной свод с каждым шагом опускался все ниже, заставляя сгибаться в три погибели. Наверное, Мураш экономил силы на потолке… Я посветил фонариком на его мокрую черную спину. В этой жуткой норе Мураш был похож на огромную крысу-мутанта, которая забралась в канализацию, чтобы полакомиться там гнилостными отходами. Услышав всплеск воды, он на мгновение обернулся. Его лицо, освещенное пламенем свечи, испугало бы самого храброго человека. На меня уставился алчный, широко раскрытый глаз. Хищное животное с таким взглядом непременно кинулось бы на меня и вцепилось бы мне в горло. Я был готов поклясться, что Мураш тоже неосознанно дернулся в мою сторону, но сдержался и быстро отвернулся, словно хотел скрыть от меня нечто страшное и постыдное.
— Нашел что-нибудь? — спросил я.
— Ага, — изо всех сил стараясь скрыть волнение ответил Мураш. — Кажется, это капот машины…
Неужели пришел конец моим мучениям? Неужели сейчас мы достанем чемодан, из-за которого окружающие меня люди оставили на земле столько грязи? Сатана, приняв жертву, сытно рыгнул и, подобрев, подкинул Мурашу ящик Пандоры…
Дацык так торопился спуститься к нам, что не смог удержаться за веревку и упал с трехметровой высоты на дно шурфа. На его счастье, там была горка рыхлого фирна.
— Ну-ка, шахтеры! — с волнением произнес он, приближаясь к нам. — Расступитесь! Дайте посмотреть!
— Это машина, — стал торопливо объяснять Мураш. Мне показалось, он был обеспокоен тем, чтобы я не присвоил себе лавры первооткрывателя.
Дацык даже в эту минуту не расстался с пистолетом. Впрочем, правильно сделал. Спустись он к нам без оружия, я бы немедленно использовал Дацыка в качестве настила для пола, и пил бы он талую воду до прибытия милиции. Мы с Мурашом посторонились. Дацык выхватил у меня из рук фонарик и посветил на торец тоннеля.
— Ну вот, — пробормотал он, часто дыша. — Нет ничего невозможного. Если очень захотеть, то всего можно добиться… Да, парни?
— Я как услышал металлический звук, так сразу понял, что это машина, — комментировал Мураш. — Я чувствовал, что копать надо именно в этом направлении. Чутье подсказало…
Луч света скользил по пластиковому бамперу машины. Мураш снова взялся за лопату и расчистил передок. Теперь можно было не сомневаться, что это десятая модель ВАЗ серебристого цвета. Из-под снега обнажились помятый капот и часть сплющенной крыши. Ветровое стекло, разумеется, отсутствовало, внутренность салона была плотно набита снегом. Машина крепко сидела в ледяных тисках, причем задняя ее часть сидела глубже, чем передняя. Казалось, что несчастный седан за мгновение до своей гибели приподнял нос, пытаясь взлететь подобно самолету.
— Я всегда говорил, что ты хороший парень, Мураш, — не скрывая радости, произнес Дацык. — Вот только… Да ладно, не будем о грустном. Ты помоги до чемодана добраться, а потом можешь папу откапывать, сколько твоей душе угодно. Надо к багажнику пробиться. Придется углубляться…