Заплетающимся от страха языком, я вываливаю на нее, что происходит, а она успокаивает меня:
— Мамочка, возьмите себя в руки. На вашем-то сроке это кровотечение — и есть подтверждение зачатия. Успокойтесь. И схватило вас тоже, небось на нервной почве. Если дискомфорт сохранится — звоните в скорую, но вообще вам бы валерьянки или ново-пассита и полежать.
Господи.
Меня трясет, но зато становится понятно, что ребенка я оставляю.
Решение принято, но оно автоматически несет с собой кучу проблем.
Краем глаза вижу, всплывшее на экране уведомление о сообщении от Воронцова.
И вот одна из них.
Должна ли я ему сказать? Теоретически он имеет право знать, ведь так?
Но мне сейчас и так страшно, не хватает только бояться его реакции.
Читаю: «Я возвращаюсь послезавтра. Что-нибудь привезти?»
В паническом состоянии я чуть не отвечаю, что мне ничего не нужно, и пропади ты вообще пропадом, Виктор Андреевич, но вовремя спохватываюсь.
Все эти дни я никак не поощряла его, но отвечала весьма ровно и сдержанно, полагая, что резкий отворот-поворот опять спровоцирует Виктора на активные действия. Встретив препятствие, он сразу начинает его крушить, поэтому я придерживалась мирного поведения.
Отписываюсь какой-то нейтральной белибердой.
Я не готова с ним разговаривать. Подожду. А там, куда кривая вывезет.
Страусиная позиция, но мне сейчас простительно.
Вечером мама спрашивает, отчего я такая пришибленная, но и с ней на контакт я идти пока не хочу. Мой мир переворачивается вверх тормашками. Сначала я должна обрести спокойствие.
Сплю я плохо. Мысли кружатся безумным хороводом. Мечутся от того, что нужно на приданое ребенку, до того, насколько больно рожать. Под утро я все-таки ненадолго засыпаю, перед тем как отключиться, успев порадоваться, что сегодня суббота, и Тимошку в сад вести не надо.
Правда, поспать долго мне не дают.
Поднимает меня телефонный звонок. Сонная я блондаю по комнате, пытаясь понять, откуда идет звук. Тимка засунул мобильник под стопку неглаженного постельного белья. Фантазия у ребенка, что надо.
Увидев, кто мне звонит, я позорно трушу и не отвечаю.
Воронцов. С момента той нашей беседы в прихожей, он только писал. Не звонил. А теперь вдруг… да еще так рано утром.
Нет. Притворюсь, что сплю.
Немного попиликав, телефон затыкается, но через час снова заводится. Я опять игнорирую. И еще через час все повторяется. У меня уже и каша убежала, и кофе остыл. Я на нервах и постоянно зависаю. После очередного звонка я не выдерживаю этого накала и пишу: «Не могу сейчас говорить, занята».
«Варя, если ты мне не перезвонишь, я за себя не ручаюсь».
Господи, да что ты мне сделаешь?
Зря я так.
После обеда мама сама одевает Тимку и отправляется с ним гулять, меня оставляют дома, как не совсем выздоровевшую. На самом деле, я в порядке, голос только еще сипит, а состояние мое связано вовсе не с простудой, но я не вякаю и выпроваживаю всех на улицу.
Через пять минут в дверь раздается стук.
Мой взгляд падает на ледянку, забытую у двери.
Подхватываю катательный инвентарь и открываю, чтобы вручить его ребенку.
А за порогом и вправду мальчик. Крупный такой. В распахнутом пальто и с напряженным лицом.
— Тебя же нет в городе, — бестолково шепчу я, надеясь, что это мне снится.
— Самолеты еще никто не отменял. Варя, есть вопросы.
Глава 64
— Но меня определенно радует, что мы наконец-то перешли на «ты», — мрачно хмыкает Воронцов и, как это у него водится, не спрашивая разрешения, проходит внутрь.
А на меня накатывает паника.
Я не готова видеть Воронцова. Даже встретиться не готова, не то что отвечать на какие-то там вопросы.
— Давай отложим? — сипло прошу я. — Я сейчас немного занята…
Виктор скашивает глаза на ледянку в моих руках и приподнимает брови:
— Домашний бобслей?
— А? Что? — хлопаю глазами, не вписываясь в крутые виражи беседы.
— Не ври, говорю. Варя, ты сегодня опять негостеприимна, но я сам приглашу себя на чашечку чая или кофе. Разговор у нас с тобой предстоит основательный…
И разувается.
И пальто снимает.
И вообще действительно он у меня дома. Опять.
Подталкивает меня в сторону кухни, и мне ничего не остается, как подчиниться. Ругаться я сейчас не в состоянии. Все силы уходят на то, чтобы взять себя в руки и не дрожать.
— И какая была необходимость лететь раньше времени? — я прислоняюсь к подоконнику, все еще держа в руках чертову ледянку.