— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — и я не кривлю душой. — Только расстроилась, что Тимошка напугался.
— Да, лучше было бы ему сначала все объяснить…
— Знаешь, даже я не поняла, о чем ты говоришь, — я честно признаюсь, что подслушивала.
— Надо как-то и для Тиль подобрать слова, а я даже с мамой твоей не смог договориться, — Воронцов трет лицо руками и крутит шеей.
Похоже, что беседа с мамой стала для него стрессом. Вовсе не так он спокоен, как хочет показать.
— Смотря что ты собираешься сказать. Маму ты вывел из себя.
— Она с порога на меня взъелась. Слово «папаша» прозвучало раз сто. Думал, я ее успокою, сказав, что принимаю ответственность, но не угодил. Она меня готова была сожрать живьем, — жалуется Виктор.
Мама иногда бывает жесткой. Я об этом забываю, потому что в семье это не проявляется. Но надо думать, что женщина, вырастившая двоих детей одна и поднявшаяся по карьерной лестнице достаточно высоко, совсем не мямля. Это я у нас — хлебушек.
— Нет, я ее понимаю, — попутно притягивая меня к себе, продолжает ворчать Воронцов, — появился какой-то хрен с горы и сделал ее цветочку ребенка…
Хихикаю ему в футболку. Как он точно себя охарактеризовал.
— Так из-за чего вы сцепились-то? — любопытствую я.
— Я сказал, что будет лучше, если ты переедешь ко мне уже сейчас. Квартира большая, там Екатерина, если что поможет… Но Надежда Вячеславовна, похоже, решила, что я собираюсь тебя изолировать… Черт!
Это реакция Воронцова на жужжание мобильника в заднем кармане джинсов.
— Ответь. Тебе звонят.
— Да они весь день звонят. Не отвечаю, значит, не могу говорить. Что не так с людьми?
Ну да. Виктору наяривают даже в выходной. Большой начальник всегда на связи. А тут не реагирует.
— А вдруг Тиль? — начинаю беспокоиться я.
Воронцов тут же лезет за телефоном, но, судя по страдальческому выражению лица, это не дочь и не Екатерина.
— Тебе нужно идти? Все нормально, я в порядке, — успокаиваю я Виктора.
— Поедешь со мной? Тимку возьмем. Эстель будет рада.
Да, до тех пор, пока не узнает, что будет еще один ребенок.
— Слишком быстро, мне надо подумать. Тимошка явно разнервничается…
Воронцов вздыхает:
— Ну идея, как договориться с Тимофеем Сергеевичем, у меня есть, а вот Надежда Вячеславовна… — это звучит так, будто моя мама — главная Баба Яга, но, на самом деле, это я.
— Если я приму решение, мама не будет препятствовать.
— Если? — хмурится Воронцов.
— К чему торопиться? — юлю я.
Виктор тяжело вздыхает, и я жду очередную порцию аргументов в пользу его предложения, но он просто меня целует.
Глубоко, нежно, с чувством, и поцелуй затягивается, перерастая во что-то очень горячее. Оторвавшись от моих губ, Воронцов недовольно бурчит:
— Вот для этого и нужно торопиться, — и совершенно бесстыдным образом трется об меня эрекцией.
Делая вид, что я сама ничего такого не чувствую, делаю шаг от Виктора и прячу лицо от требовательного взгляда.
— Тебе пора. Спасибо, что приехал… Мне надо поговорить с мамой и успокоить Тимку.
— Ну ты же подумаешь? — он пристально смотрит мне в глаза.
— Да, — обещаю я. — Я подумаю.
Воронцову явно не хочется уходить, но его мобильник опять заходится жужжанием. Он одевается, и меня разбирает смех. Тапки и пальто. Настоящий псих.
Поцеловав меня на прощанье и стребовав обещание, что я позвоню ему сама перед сном, Виктор уходит, а я иду к маме.
— Ушел? — строго спрашивает она.
— Ушел, — вздыхаю я.
Почему все так сложно?
— Как я и думала. Медведь, подвид козлообразный.
— Ты прям на него собак спустила. Он тебе так сильно не по душе?
— Варя, это без разницы, по душе мне этот товарищ или нет. Жить с оглядкой на других — дурное дело. Тебе решать, — не облегчает мне мама принятие решения. А я так надеялась, часть переложить на нее. — Но если ты спросишь меня, то обычный мужик. Со своими тараканами. Породистыми, коллекционными. И только ты должна сделать выбор. Но он не отстанет. Это видно. Хоть в чем-то плюс.
Последнее звучит даже как-то одобрительно.
— Но ты ему прям сказала, что он тебе не нравится, — напоминаю я ей.
— Создаю дополнительные препятствия. Что тяжелее достается, то выше ценится, — пожимает она плечами. — Может, хоть терпелка выработается. А то все сразу вынь да положь.
Насчет терпеливости Воронцова у меня возникают сомнения. И на следующий день я убеждаюсь, что они вполне обоснованы.