– Убирайся, – сказала она очень спокойно. Я ответил, что не уйду, что хочу поговорить с ней. Тогда она заорала во всю глотку, что не желает больше меня видеть, и что, если я сейчас же не уйду, она позовет полицию, позовет отца и почему-то еще пожарную команду.
Это все. Я потерял ее. И я не могу понять, что на меня нашло. Я вел себя, как животное. Как мой чертов отец. Я поклялся, что никогда в жизни не подниму руку на женщину, и тут – на тебе, сорвался.
Я сразу же поняла, что произошло с Ником: все это из-за того, что он увидел меня с Умберто.
– Вы забыли сказать, что видели меня в пятницу вечером, – заметила я.
– Я забыл об этом из-за всего, что произошло.
– Я представляла, как он мечется по углам, а он забыл о том, что видел меня!
– Мне кажется наоборот, все это произошло из-за того, что вы не забыли.
– Что, черт побери, вы имеете в виду? – спросил он.
– Я имею в виду, что все те чувства, которыми вы должны были поделиться со мной, вы выплеснули на Мегги. Ваша ревность предназначалась для меня.
Невероятно, но его лицо помрачнело от сознания того, что я права.
– О, Боже, – выговорил он. – Это правда. Я сам настоял на том, чтобы пойти в ресторан. Я должен был увидеть вас. А когда увидел, с ума стал сходить. Я хотел увести вас. Но потом, когда устроил эту сцену Мегги, я уже не думал о вас.
Меня охватил кашель, и я быстро вышла из кабинета, чтобы выпить стакан воды. У меня разболелась голова, она раскалывалась от основания шеи до затылка.
Когда я вернулась, Ник сидел на краю кушетки, упершись локтями в колени и опустив голову. Под мышками у него виднелись огромные круги пота. От него пахло, как от животного в зоопарке.
– Как мне теперь быть? – причитал он. – Как я встречу Мегги на работе? Как посмотрю в глаза ее отцу? Я не мог их сегодня видеть, поэтому остался дома и напился. Я раз сто звонил ей в выходные, но она не пожелала со мной разговаривать.
– Может быть, теперь, когда вы сами разобрались, в чем дело, вы сможете ей все объяснить?
Он отнял руки от лица и выпрямился.
– Вы что, с ума сошли? Что я ей скажу? Ах Мегги, прости меня, дело в том, что я на самом деле люблю своего психоаналитика, но поскольку не могу обладать ею, то влюбился в тебя?
Я и сама поняла, что это была дурацкая мысль, но промолчала.
– Нет, все кончено. Я потерял ее.
Он встал, сложил руки на груди и принялся расхаживать по комнате.
– Ну и пусть! Все равно она всего лишь заменяла мне вас. Это в вас я влюблен, но обладать вами не могу, так какая мне разница? Какой во всем этом смысл? Жизнь не значит для меня ничего!
Я чувствовала себя отвратительно. Хуже и быть не может. Как я могу продолжать лечить этого человека? Я сделала для него все, что могла, но он был безнадежен. Я пыталась овладеть собой, чтобы не расплакаться. Руки у меня похолодели.
– Прошу вас, сядьте, – сказала я. Я едва могла дышать.
Ник пристально посмотрел на меня, но увидев, что я спокойна, вернулся к кушетке и сел. Я сказала ему:
– Судя по вашему поведению, мне кажется, что вы можете причинить себе вред. Если у вас появятся подобные мысли или мысли, о том, чтобы причинить вред кому-нибудь еще, пожалуйста, скажите об этом мне.
Он сидел и молчал. Потом сказал:
– Послушайте, я как-нибудь справлюсь со всем этим. Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством или причинять кому-либо вред. Но вам следует знать одну вещь. Я люблю вас. Я хочу вас. И вам не избавиться от меня. Вы будете видеть меня даже во сне. Я внутри вас, так же как и вы внутри меня. И я не отпущу вас.
Он резко встал и вышел. С начала нашей беседы прошло полчаса. Я сидела и дрожала. А потом закрыла лицо ладонями и заплакала.
39
В Страстную пятницу Ник опоздал на сеанс минут на пятнадцать. Если бы я раньше его не видела, я никогда бы не поверила, что когда-то он был элегантным и ухоженным. На нем был измятый пиджак, грязные ботинки. Сам он сделался худым и бледным.
– Все кончено, – сказал он. – Я вылетел с работы.
– Вас уволили?
– Ага, – вяло ответил он. – Мне дали выходные, чтобы собрать шмотки.
– А как же Мак Катчен? Он не защитил вас?
– Ну конечно, нет. Я потерял для фирмы больше миллиона долларов и ударил его дочь. А вы хотите, чтобы он меня защищал?
Я чувствовала себя глупо.
Ник растянулся на софе и лежал без движения. За целый час он не вымолвил почти ни одного слова.
– Что вы собираетесь делать? – спросила я, прежде чем наше время истекло.
– Не знаю. Мне никого не хочется видеть. Боже, какой паршивый год. Вы – единственное, что у меня осталось.
Я молила Бога, чтобы сеанс поскорее закончился. Мне невыносимо было ощущать себя единственным, что у него осталось. Мне не терпелось вернуться домой, собрать сумки и поехать к родителям на долгие пасхальные выходные. Мой рейс был этим вечером, в девять тридцать.
– Вы ведь вернетесь к понедельнику, правда? – спросил он, вставая, чтобы уйти.
– Да, но мы встретимся во вторник, в пять. Когда я вышла из кабинета, солнце еще светило и было не холодно. Придя домой, я бросила одежду и нижнее белье на постель и натянула на себя спортивный костюм. Мне хотелось согнать с себя напряжение вместе с потом.
Я поставила диск «Роллинг Стоунз». Франк следил, как я двигаюсь, а меня не интересовало ничего, кроме ощущения движения. Я свободна целых три дня. Свободна!
Внезапно Франк повернулся к двери и залаял.
Я остановилась и выключила музыку. Громкий стук в дверь вызвал у Франка новый приступ лая. Я приоткрыла дверь. На меня настойчиво смотрели два голубых глаза.
Я стояла, оцепенев.
– Ну, пожалуйста. Мне необходимо было вас увидеть, – сказал Ник.
Я открыла дверь, и Франк пронесся мимо меня на улицу. Я крикнула ему вслед, но он не остановился.
– Садитесь. Я сейчас вернусь, – сказала я и побежала за собакой.
Это был тот редкий случай, когда я была благодарна Франку за его непослушание.
Ник выглядел еще хуже, чем тогда, когда он был у меня в кабинете. Рубаха его была измята и наполовину вылезла из брюк. Он был мокрый от пота. Волосы были взъерошены, и от него опять пахло перегаром.
Франк устремился во двор мистера Сливики. Я помчалась за ним, прикидывая по пути, не слишком ли коротки мои шорты и не слишком ли выделяются мои соски под тонкой тканью майки. Услышав лай Франка, мистер Сливики вышел из дома. На нем был легкомысленный розовый фартук. Я извинилась за вторжение, но мистер Сливики сказал:
– Не стоит. Не стоит. Он напоминает мне мою жену. Такой же шумный коротышка. Он обрадуется суповой косточке?
– Благодарю вас, косточка обеспечит Францу занятие на целый час. – Я поспешно спросила: – Могу я попросить вас об услуге?
Мистер Сливики поднял брови.
– Ну конечно.
– Если черная машина, которая стоит у моих ворот, не уедет через пятнадцать минут, могли бы вы зайти и позвонить мне в дверь?
– У вас какие-нибудь проблемы?
– Надеюсь, что нет. Просто на всякий случай.
– Хорошо. Через пятнадцать минут.
Я поблагодарила его и потянула Франка за ошейник. Косточка была у него в зубах. Я закрыла его во дворе и вернулась в дом. Ник изучал мои кассеты и компакт-диски.
– Извините за то, что причинил вам столько беспокойства, – сказал он спокойно.
– Подождите минуточку, – ответила я и пошла в спальню. Несмотря на то, что было тепло, руки у меня были ледяные, и я быстро натянула на себя джинсы и свитер. Вернувшись в гостиную, я спросила:
– Хотите чаю или кофе?
Он положил на место компакт-диск, кивнул головой, провел рукой по волосам, пытаясь пригладить их, и ответил: