Выбрать главу

Внутри фирмы снова были коридоры с одинаковыми внутренними дверями, несколько огромных конференцзалов со столами, вдоль которых стояло по двадцать, а то и больше стульев.

Кабинет Клиффорда Андербрука занимал престижное угловое помещение, его стеклянные стены выходили на север и восток, открывая вид на Беверли-хилз и горы. На адвокате были легкие наушники без проводов, что позволяло ему передвигаться по кабинету и пользоваться обеими руками, пока он говорил по телефону. Перед тем как усесться за стол, он крепко пожал мне руку, назвав меня «Доктор». У меня в голове тут же зазвучал голос Ника «Док, док, док».

Андербрук был среднего роста, коренастый, с низким и громким голосом, а рот его во время разговора двигался как у куклы. Страшно довольная, что могу наконец-то сесть в одно из его мягких кресел, я нервно наблюдала за ним, пока он еще несколько раз коротко поговорил по телефону.

Разговаривая, он все время поглаживал свою густую бороду и усы. Его непокорная копна рыжеватых волос болталась из стороны в сторону, если он потряхивал головой. Волосы росли у него даже на руках. Нависая над своим стеклянным столом, он больше всего походил на медведя, подвешенного в воздухе.

– Расскажите мне свою версию вашей истории? – предложил он, закончив телефонный разговор по телефону.

Я сказала, что у Ника по отношению ко мне развилась эротическая навязчивая идея. Я сказала, что консультировалась по этому поводу. Детально описывая свою последнюю встречу с Ником, я подчеркнула, что никакой физической близости между нами не было.

– Атуотер назвала свидетеля – вашего соседа.

– Мистера Сливики?

– Его самого.

Ошеломленная, я объяснила все, что знала о мистере Сливики и о том, как он попал в этот вечер к моим дверям. С моими новыми параноидальными подозрениями мне пришло в голову, что, возможно, я чем-то не нравилась мистеру Сливику.

– А как насчет заявления Ника, что сейчас ему еще хуже, чем тогда, когда он приходил к вам?

– Я знаю, что попытка самоубийства – это серьезно, но те эмоциональные проблемы, которые лежат в основе этого, всегда были у него. Просто терапия вывела их на первый план. Практически он начал выздоравливать. Исчезли физические симптомы болезни; он стал более податливым, проницательным, стал лучше понимать свои чувства.

Анбербрук откинулся на своем стуле и положил ноги на стол.

– Вы, конечно, знаете Атуотер. Миссис Шоу-бизнес. Авторские костюмы за десять тысяч долларов и высокие каблуки, за исключением тех дней, когда она идет в суд. Тогда на ней простой бежевый ансамбль и удобные туфли. Присяжные обожают ее.

– Не могу поверить, что он выбрал женщину! Он их совершенно не уважает.

– Может быть, это и так. Но он достаточно умен, чтобы сообразить, что симпатии присяжных будут на вашей стороне, если против вас выступит банда мужчин.

Расчетливый сукин сын!

Андербрук откинулся на стуле и сложил вместе пальцы рук.

– Вы, надеюсь, понимаете, что ваша Невиновность не имеет никакого отношения к тому, выиграем мы или нет.

– Но почему? – голос мой звучал слишком резко и громко.

Анбербрук склонил голову к плечу.

– Все дело в правильной стратегии и психологии при выборе присяжных, а также управлении их мнением. Ну и, конечно, будем надеяться на удачу. Он наклонился ко мне через стол.

– Опишите мне в точности свои чувства к нему и все действия, которые можно было бы интерпретировать как сексуальный контакт.

Меньше всего на свете мне хотелось раскрывать свою душу перед этим дураком, но я рассказала ему все, даже то, что сначала в связи с Ником меня преследовали сексуальные мечты и фантазии.

– У вас не сохранилось никаких частных записей относительно вашего сексуального влечения к Нику?

– Нет.

– Может, это и к лучшему. Но вы знаете, что, поскольку вы консультировались с Лейтуэллом относительно Ника, то ему придется дать показания?

– Но ведь никто же не знает о том, что я консультировалась с ним!

Андербруку позвонил секретарь, и он поднял руку в знак того, что у него сейчас телефонный разговор, который нельзя отложить.

Меня охватила паника. Захария на месте свидетеля в суде, рассказывающий о наших частных встречах. Худшего не придумаешь. Репортеры, жадные до сенсаций. Кричащие заголовки. Моя профессиональная репутация погибла. Как я буду смотреть людям в глаза?

Андербрук вышагивал по своему кабинету и оживленно жестикулировал. Живот его свисал над ремнем, пуговица над самой пряжкой расстегнулась. Он снял с головы телефон, положил его на стол и принялся объяснять:

– Во время допроса вас обязательно спросят, консультировались ли вы с кем-нибудь по этому делу. Если вы не скажете, это будет лжесвидетельством.

– О Господи! Они что, и против Захарии могут возбудить дело?

– Именно поэтому вместе с вами проходят по делу как обвиняемые, так и те, кто не был обнаружен в ходе расследования, но должен нести ответственность.

У меня так пересохло в горле, что я раскашлялась. Андербрук вызвал секретаршу, которая принесла мне стакан воды.

– Знал ли Лейтуэлл, кто такой Ник?

– Нет, я не нарушала конфиденциальность.

– Это хорошо, доктор. Если бы он был вашим начальником в клинике, они бы возбудили против него дело, но в качестве анонимного консультанта он не имеет никаких юридических обязанностей перед клиентом, так что, вероятнее всего, все обойдется.

Я вздохнула с облегчением.

– А должен ли Захария сообщать им все, что я говорила ему?

– Нет, ваше преимущество в том, что это были конфиденциальные встречи, и вы можете отказаться их обнародовать. Но вам лучше признаться, что у вас были сексуальные мысли, и вы искали возможности проконсультироваться, таким образом мы сможем сказать, что он поддержал ваш план лечения. Его показания сыграют нам на руку, хотя, с другой стороны, они вас, конечно, поставят в затруднительное положение.