Назавтра я оказался в малознакомой деревне. Сначала мы пили чай в просторной и светлой горнице, где, кстати, заказчица моя появилась на Божий свет: из потолка до сих пор торчал кованый крюк с кольцом, к которому в свой час подвешивалась извлекаемая из чулана люлька, а по здешнему — зыбка. В зыбке этой возрастала и заполошная эта женщина, ее братья и сестры, кто-то из их родителей, а возможно, дед или бабушка — столь древней была изба.
Надо к случаю заметить, что избы в нашем краю — северного сложения: метров с десяток по фасаду, с двадцать пять — от конца до конца, и в двух ярусах, то есть пятьсот метров квадратных, да чердак еще, да подполье… Освящая такие сооружения, я поначалу то и дело попадал в безнадежность — хожу, хожу себе, кроплю и кроплю и вдруг заплутаю: кругом двери, лестницы, как на корабле, — куда идти? Тут — корова, там — теленок, это — овцы, это… это — козел-гад… Толкаешься во все стороны среди цыплят, поросят и кошек, пока людей не найдешь… Потом уж я без провожатых за такое дело не брался: не ровен час забредешь в самую глыбь, а хозяева тем временем подопьют и про тебя позабудут…
Вот в такой избе угостились мы крепким, душистым чаем: женщина, она только что родом здешняя, а так ведь — с младых лет москвичка, стало быть, научилась понимать в чаепитии толк и заваривала по-московски. А потом пошли к старой черемухе у дороги. Там стоял обыкновенный столбик в человеческий рост, какие используются для сооружения оград и заборов. У вершины его был красиво вырезан православный крест, под которым в специальном углублении помещалась завернутая в непромокаемую пленку картонная иконочка святителя Николая, архиепископа города Миры, что в Ликии.
— Часовня точно посвящалась Николаю чудотворцу?
— Да, я хоть и маленькая была, но хорошо помню икону Николы-зимнего и лампадку, правда, лампадка в мои годы уже не светила. А потом все куда-то исчезло, но часовня долго-долго еще стояла, пока не сожгли… Только валуны от фундамента и сохранились…
Действительно: четыре краеугольных камни лежали на своих основоположных местах.
Прочитав подходящие для сего случая молитвы, я окропил памятный знак святою водой, и мы отправились к зерносушилке, где, как выяснилось, в прежние времена располагалось кладбище. Здесь редко где встретишь могилу старше шестидесятых годов, когда очередная атака на позиции российских крестьян, проходившая под знаменем "неперспективности деревень" завершилась полной победой. И вместе с разоренными деревеньками пошли под бульдозер или в огонь недорушенные во время предыдущих баталий часовни, храмы, с ними заодно — и погосты.
Теперь все эти угодья без следа сгинули в обширнейших полевых пространствах, зарастающих непролазным кустарником, ветви которого, а по здешнему — вицы, пригодны для плетения хороших корзин.
Но это теперь, после очередной, обескураживающей своей молниеносностью, битвы под стягом "нерентабельности коллективных хозяйств", а тогда колхозы еще существовали, и разные, необходимые для крестьянского дела сооружения, тоже.
Вот мы и направились к зерносушилке — надобно было освятить крест, напоминавший о тех, кто смиренно покоился под ногами.
Потом вернулись в деревню и освящали столбик на месте другой часовенки — в честь Казанской иконы Божией Матери. Наконец, добрались до колодца, осквернявшегося то кошкой, то крысами, то воронами.
— А отчего они, — спрашиваю, — с такою охотою туда прыгают?
— Племянник мой сбрасывает…
Он немножко — того, — и постучала указательным пальцем по виску:
— нынче и в армию его не взяли…
Никого из нашей деревни не взяли…
Трое призывников, и ни один не сгодился, — разговаривала она отрывисто и торопливо.
— Из отцовского поколения — все мужчины деревни ушли на войну…
Из моего поколения — все парни служили в армии…
Некоторые даже — на флоте…
А теперь мы уже не дадим защитников Родине…
Остались одни дураки…
Таких и за трактор посадить нельзя, не то что доверить оружие…
А кого они нарожают?.. Если нарожают, конечно…
Говорю брату: батюшка приедет, хоть сына-то окрестил бы…
Он чуть ли не с кулаками на меня набросился…
Хотя столбики и крест сам делал…
За водку, правда…
Но креститься, говорит, и за водку не буду…
И сына не дал крестить…
Николину часовню, между прочим, брат и спалил…
Когда пришли столбик вкапывать, думала, хоть какие-то чувства в нем зашевелятся…
А он — словно колода бездушная…
Вообще-то у нас все некрещеные…
Разве что старушка одна…
Да и я крестилась совсем недавно… В Москве…