Спросил, кто она по профессии: где ж, думаю, можно разговаривать таким диковинным образом?
— Начальник смены на телеграфе…
А до этого много лет проработала телеграфисткой-телефонисткой, — и без перехода начала рассказывать о плане восстановления часовен:
— где раздобыть лес, тес, кровельное железо, у кого заказать иконы…
Я уже не успевал принимать телеграммы и потому решился переключить аппарат:
— У нас на сегодня еще какие-нибудь планы есть?
— Освятить дом… Пообедать… А потом шофер отвезет вас…
— Он хоть дождется?
— Конечно… Сосед… Дальний родственник… В кинопрокате работает… Машину ему на весь день дали…
И пошли мы освящать ее хоромину: это был пятый подряд молебен — язык у меня стал заплетаться. Бродили, бродили — по комнатам, коридорам, чуланам, кладовкам, закутам, клетушкам и опустевшим хлевам, торопыга то подталкивала меня с одной лестницы на другую, то забегала вперед, чтобы отворить дверь, счет которым давно потерялся.
— И последнее, — объявила она: — сеновал…
Перед нами открылось пространство таких необъятных размеров, что я сразу заглянул в ковшик — хватит ли святой водицы для окропления. Перехватив мой взгляд, она молниеносно телеграфировала:
— У меня есть… Крещенская… Сейчас принесу… Только стойте на месте… Не уходите никуда, — и убежала.
Это был старинный северный сеновал с широченными воротами для взвоза — наклонного помоста, по которому лошадь могла взвезти сюда — на второй этаж — телегу или же сани. Здесь гужевой транспорт и разворачивался.
Наполнив ковшик, я обошел с кропилом выметенный сеновал — лишь в одном уголке лежал клочок пересохшей травы, кошенной, вероятно, еще родителями хозяйки:
— Стадион: для футбола, может, и маловат, а волейбольная площадка — как раз поместится, и зрителям места хватит.
— Когда-то здесь и взаправду был стадион, — улыбнулась она:
— Отец летом на косилке работал, приносил зайчат — мааленьких…
Мы с братом выкармливали их, — мне показалось, что она стала говорить спокойнее и мягче,
— к зиме они вырастали и устраивали гонки: по стенам, потолку — ну, по кровле…
Дом был крыт еловыми досками, вот они по этим доскам — снизу, изнутри — и носились…
Ушками вниз… Смешно…
Жили они свободно — могли и во двор выскакивать, но зимой далеко не бегали…
Так, по огороду: весь снег перебаламутят — и опять в дом…
А весной — уходили… Сначала на день-на два, а потом — навсегда…
Летом пойдешь в лес по грибы или по ягоды, встретишь зайчишку какого-нибудь: он замрет и уставится на тебя…
А ты думаешь: может, это твой выкормыш?..
Они ведь почти ручными становились — даже погладить себя иногда разрешали…
Скотина к ним относилась нормально…
Собачка у нас была — спокойная такая: вообще внимания не обращала…
Кошка только…
Спит где-нибудь, а они носятся да и налетят на нее…
Случайно или нарочно — не знаю…
Кошка заорет — и за ними, да разве угонишься?..
С зайчатами этими все детство прошло: и мое, и братнино…
А теперь вот не всегда поздороваться снизойдет…
Особенно после того, как я окрестилась и стала в церковь ходить…
Если бы еще только он…
Мы с вами целый день по деревне да вокруг нее шастаем…
Хотя бы одного человека заметили?..
То-то и оно: все попрятались…
Креста боятся…
И дома — в Москве — у меня то же самое: никто в церковь не ходит…
Беда!..
Что я должна сделать, чтобы помочь им, чтобы спасти?..
Батюшка, который меня крестил, говорит, что Господь нынче дал каждой русской семье, ну — фамилии, роду, по одному верующему…
Это, говорит, как после кораблекрушения: бултыхаются люди в океане небольшими такими… кучками…
Батюшка как-то покрасивее говорил, но я слово забыла…
И вдруг одному из каждой кучки дается лодка…
И все могут спастись — места хватит…
Он протягивает им руки…
Но они отворачиваются и знай себе плюхают ладошками по волнам: мол, сами выплывем…
Вот так батюшка говорит… А вы что на это скажете?..
Я сказал, что батюшка, пожалуй, прав.
— Но тогда человек, который в лодке, ну, который уверовал, будет держать ответ за них на Страшном Суде?..
Понятно, что прежде всего спросится с тех, кто отказался спасаться…
Но если этот, в лодке, работу свою будет делать неважно?..
Как вы полагаете?..
Я полагал, что ответ, пожалуй, держать придется.
— А у меня ничего не получается… Бьюсь, бьюсь — никакого толку…
— Да не терзайтесь, — говорю, — все идет нормально, и в свой срок с Божьей помощью то, что должно получиться, получится.
Тут она стала перебирать разные человеческие недостатки, пытаясь определить, который из них более прочих мешает ей в благом деле лодочного спасательства.