— А если нет?
— Ты же не выгонишь меня?
— Какие глупости ты говоришь! — рассердилась мама, — тем более таким ты мне больше нравишься. — Интересно только, что ты не забыл, что ты — мальчик.
— Кхм. Но я действительно мальчик, сознание ведь находится в голове, а не в штанах, тем более что базовые инстинкты всё равно сохраняются… — я замолк, чувствуя, что всё более прокалываюсь.
— Я, кажется, теперь понимаю, чего испугался Юрик. — медленно произнесла мама. — Если ты забыл, то твой брат — сенсор, он чувствует людей.
— Не надо его втягивать в эти дела, он очень хороший мальчик и очень ранимый. Вчера он признался мне в любви. Мама, пожалуйста! Ничего плохого не произойдёт, я клятвенно обещаю! — я упал на колени и склонился перед мамой.
Мама задумчиво поворошила мои волосы:
— Что с тобой происходит? Взрослеешь, что — ли. Стричься будешь?
— У меня там шишка, — невнятно пробухтел я, зарываясь лицом в мамину юбку.
— Ты лжец, подлиза и подхалим. И за что я тебя люблю?
— У нас взаимная любовь.
Мама рассмеялась.
— Какой ты, всё — таки! Ну, всё, пусти, не буду я тебя пытать, когда-нибудь ты всё расскажешь сам.
— Всенепременно! — воспрянул я духом.
Пока мы разбирались с мамой, мой братец притащил всё-таки Толика. Тот был в серой футболке, и каких — то бесформенных трикотажных шортах.
— Юрка сказал, я тебе нужен, — сказал Толик угрюмо, но, к своему удивлению, в его глазах я заметил радость.
— Ты куда пропал? Мне нужна помощь по школе, по урокам, телефон твой я забыл, — я протянул ему мобильник, запиши себя.
Пока Толик забивал свои данные, я исподтишка разглядывал его. Довольно симпатичный, даже красивый мальчишка со светлыми растрёпанными волосами и синими глазами, но жутко замурзанный.
— Пойдём, помоешься, потом поговорим.
Я провёл его в ванную, ещё раз критически осмотрел Толика с ног до головы. Во мне снова проснулся дед.
— Давай я тебя помою, бельё постираем в машинке, а пока переоденешься в моё.
Толик отшатнулся: — Нет! — вскрикнул он.
— Ну, нет, так нет. Ладно, умывайся, я пока тебе борща налью.
— Нет!
— Вот тут ты не угадал, борщ я варил сам, и, если ты его не попробуешь, сильно меня обидишь.
Толик распахнул на меня свои синие глазищи с длиннющими ресницами:
— Сам варил?
— Да что вы все удивляетесь? — возмутился я, — неужели я произвожу впечатление такого тупого?
— Нет, что ты! Просто раньше ты никогда… а я тоже всё сам готовлю. Если есть что.
— Толик, неужели я был такой скотина, что не поинтересовался, как ты живёшь?
— Не говори так! Ты самый лучший! Интересовался ты, только я не говорил, и сейчас не скажу, а теперь выйди, помоюсь.
— Ты меня стесняешься!? — Толик густо покраснел:
— Просто места мало.
Я, молча, вышел на кухню, где мама уже разогревала борщ в «микроволновке».
Я заглянул в родительскую комнату и увидел там отца, отгородившегося газетой.
«Газета!» — воскликнул я мысленно «Из неё же можно много почерпнуть! Что за город, какой год, да и новости.»
— Что, Сашка, что-то хочешь спросить? — заметил меня отец.
— Да, — сказал я правду. — Какой сегодня год и в каком городе мы живём.
— Балда! — обиделся отец и снова уткнулся в газету.
— Мама, а что вы дома сидите в такой чудесный день?
— Мы хотели с папой погулять, да ты болеешь. Ты, кстати, выпил таблетки, что мы купили?
— Нет.
— Всё ясно. Ретроградная амнезия.
Я покаянно опустил голову.
— У кого там амнезия? Если у Сашки, то я начинаю прыгать от радости.
— Начинай, — буркнул я, глотая пилюли.
— Ну, ты и язва, Саша, — прошептала мама.
— Но это правда!
— Лучше вам молчать обоим, не поругаетесь.
Отец хмыкнул, я промолчал, жестом застёгивая рот на замок.
— Смотрю, наш больной не так и больной, пойдём, папа, погуляем, заодно посмотрим, где наш пострелёнок.
— Пойдём, — поднялся отец, — с нашей милой доченькой если не амнезию, то мигрень точно заработаешь.
Я замычал и замахал руками.
— Не кричи на отца, сам знаю, что был неправ… на этот раз.
Мне опять пришла в голову мысль о какой-то тайне, кошкой пробежавшей между нами.
Между тем родители покинули квартиру, произнеся перед уходом целую лекцию о правах и обязанностях подростка, и Толик выбрался из ванной с всклокоченной головой.
— Я помылся под душем, — доложил он.
— Давай я тебя всё-таки переодену, — попросил я, — а то сам чистый, а одежда грязная. Знаешь, сколько завалов одежды я обнаружил, не успею её износить, вырасту.