Боян. Что ты здесь делаешь?
Неда. Работаю, а вот ты что делаешь?
Боян. И я по делу!
Неда. Подожди немного! (Вновь склоняется к земле.)
Широкополая шляпа скрывает ее лицо. Присев на корточки, Боян смотрит на ее загорелые руки, которые продолжают снимать тонким скальпелем землю с сосуда, очищая его щеткой. Ее движения все так же осторожны, равномерны и внимательны, как будто в мгновенную паузу не ворвались ветры молодости.
— Что это? Клад? — шутливо спрашивает Боян.
— Фракийская амфора, — шепчет Неда, словно боясь, что от звука ее голоса рассыплется бесценная древняя находка.
Рука ее продолжает очищать глиняный сосуд от многовековой коры. Все яснее проглядывает его закругленная форма. И все осторожнее делаются ее движения. Бояну надоедает сидеть на корточках, он поднимается, осматривает окрестности — холмы дымятся от зноя.
— Только бы не разбить! — вздыхает Неда.
Взгляд Бояна устремляется вниз. Только теперь он замечает, что верхняя часть амфоры отбита.
— А что же теперь?
Неда не поднимает глаз.
— Ничего. В керамической лаборатории восстановят форму. Мы ее сфотографировали.
Это говорит не прежняя девочка с перевязанным веревкой чемоданом, а деловитая, уверенная в себе, нашедшая место в жизни женщина. Ловкими движениями она поднимает вазу.
Неожиданно, запыхавшись, прибегает студент.
Студент. Машина не вернулась!
Неда. А грузовик?
Студент. Не дают, работают в поле! Я на дороге видел легковую машину, только шофера нет!
Боян. Моя милость и есть тот самый шофер!
Студент. Вы куда? В Софию? В машине есть место? Товарищ Донева должна немедленно ехать в музей!
Боян. Где она?
Неда. Моя милость — товарищ Донева.
Боян (пораженный ее незнакомой фамилией). Я… Я могу сейчас же отвезти!
Неда. Да? Чудесно! (Обращается к своим коллегам.) А теперь кусочек за кусочком…
Боян. Что вы с ними будете делать?
Неда. Сделаем паспорта!
Боян. И в вашем деле тоже паспорта?
Неда. И еще какие!
Она вынимает из верхнего кармана костюма специальную самописку с цветными чернилами и начинает надписывать каждый глиняный черепок.
Не привыкший бездельничать, он вспоминает о раскаленном радиаторе и направляется к шлангу. Наполнив пластмассовый бидон, Боян ставит его рядом с выщербленным, облупившимся, словно покрытым струпьями сосудом. Рядом оказываются два далеких столетия: глиняное, серое, вечное как бы противостоит недолговечному, но блестящему и яркому…
— А что останется от нашего пластмассового века? — размышляет Боян.
Неда не отвечает ему. Она заматывает нижнюю, сохранившуюся часть амфоры веревочками, завязывает узелки, опоясывает и снова завязывает. Получается что-то вроде сетки, которая охватывает форму и закрепляет ее. Все это она делает с усердием, терпеливо.
Боян. И сколько же веков этому холму?
Неда. Пятый-шестой век до нашей эры…
Боян быстро взглядывает на часы. Она узнает его в этом привычном движении.
Неда. Ты не изменился!
Боян (с иронией). Почему я должен меняться!
Неда. Ты готов бросить все, раз спешишь.
Боян. Я тебе запомнился таким?
Неда. Все спешишь, всегда запыхавшийся.
Боян. На этот раз я действительно спешу.
Неда. Тогда я тебя не буду задерживать.
Боян (поддразнивая). Да, но ведь судьба твоего треснутого горшка в моих руках!
Неда смеется своим молодым смехом, заворачивая самым старательным образом черепок в лигнин.
Боян. А ты изменилась!
Неда. Постарела, да?
Боян. Нет! Стала терпеливей!
Неда. Этого требует профессия.
Он наблюдает за ее движениями. Неда уже укладывает свою находку в корзину, полную опилок. Ее движения все так же осторожны.
Боян (протягивает руки). Помочь?
Неда (испуганно). Нет, нет! Не трогай!
Боян (теряя терпение). Ты измеряешь время веками, поэтому не спешишь!
Наконец корзина закрыта и завязана со священным трепетом.
Боян (решив, что уже все). Едем?
Неда. И как ты со своей спешкой не сломал себе голову?
Боян. Сегодня я погибну от ожидания.