— Может, не будешь пялиться на мои ноги, а скажешь, наконец, зачем пришёл? — спрашиваю я, скрестив руки и жалея, что не надела штаны.
— Я хотел извиниться, — вполне искренне говорит он, глядя мне в глаза, — вчера я повёл себе не лучшим образом.
— Хочешь сказать, повёл себя, как говнюк, — поправляю я его.
— Ну, если тебе так будет лучше, то да, я повёл себя, как настоящий говнюк, — отвечает он, вставая с кровати и поглядывая на меня своими карими глазами, — довольна, или мне ещё надо себя облить грязью, чтобы заслужить твоё прощение?
— Думаю, этого будет достаточно, — говорю я, неотрывно смотря в его глаза. Он подходит всё ближе, а я стою на месте, не желая ему уступать. В комнате становится тесно, словно стены смещаются и жаждут поглотить нас.
— Ты сводишь меня с ума, ты же это знаешь, да? Должно быть, кайфуешь от того, что у меня башню сносит? — практически рычит Эван, уже вплотную приблизившись ко мне. Сердце моё громко стучит, но я стараюсь сохранять безмятежный вид и надеюсь лишь на то, что он не услышит и не узнает, как моё тело действует на его присутствие.
— О, ты и не представляешь, какое мне доставляет удовольствие бороться с твоим раздвоением личности, — говорю я.
— Это ты виновата, до тебя я всегда держал себя в руках, — шепчет он и, притянув меня к себе, целует в губы. В этом поцелуе нет ни капли нежности, лишь нескрываемый голод и всепоглощающая страсть. Он кусает мои губы, посасывает язык. Я же просто следую за ним, будто до этого я и не знала, как надо целоваться, отдавая всю себя без остатка и теряя весь окружающий мир. Я растворяюсь в этом моменте нашего единения. Только мы. Здесь и сейчас. Без препирательств, без скандалов. Я хватаюсь за его волосы и притягиваю ещё ближе. Эван подхватывает меня за попу и прижимает к стене. Теперь нас разделяют лишь слои одежды, и я отчётливо могу чувствовать его возбуждение, которое упирается прямо в меня. С остервенением он исследует своим языком мой рот, а рукой пробирается под майку. Я громко ахаю, но он закрывает мне рот своим поцелуем. Я уже не знаю, где нахожусь, и правильно ли мы вообще поступаем. Кажется, мозг отключился, и мои руки действуют сами по себе. Я расстёгиваю на нём рубашку. Хочется быстрее ощутить её кожу на своей. Эван осторожно укладывает меня на кровать, снимая с себя рубашку, а я снимаю кардиган, оставаясь только в нижнем белье. Он голодным взглядом оглядывает меня с ног до головы и нависает надо мной словно хищный зверь.
— Ты прекрасна, так невинна и прекрасна, — шепчет он, нежно спуская бретель майки. Моё простреленное плечо всё ещё болит. Под ключицей рана заклеена широким пластырем. И поэтому Эван действует осторожно, боясь причинить мне боль. От его прикосновения по коже бегут мурашки. Спустив бретели майки, он наклоняется к моей обнажённой груди и прикусывает сосок. Потом проводит языком по нему нарочито медленно и дует. Я откидываюсь на подушки, закрывая глаза от наслаждения. Эван поднимается выше, целует меня в шею, а потом накрывает губы. Теперь в этом поцелуе больше нежности, медлительности, наши языки словно танцуют медленный танец, я легонько прикусываю его губу, а он гладит моё тело и грудь. Оторвавшись от моих губ, он покрывает моё тело своими горячими поцелуями, немного покалывая щетиной мою кожу, от чего я ещё больше возбуждаюсь. Он плавно спускается вниз, даря мне наслаждение своими нежными прикосновениями. Мне же хочется большего, хочется наконец ощутить его в себе, чтобы нас не разделяли никакие преграды.
Эван спускается вниз, поглаживает внутреннюю сторону моего бедра, а языком проводит дорожку от моего пупка ещё ниже. Когда его язык достигает цели, я уже не могу сдержать громкий стон. Это невероятные ощущения и я готова от одного этого касания взорваться оргазмом. А когда он начинает посасывать мой клитор, я чуть не лишаюсь рассудка. Я хватаюсь руками за простыни, отчаянно нуждаясь в якоре. Кажется, что я в любой момент взорвусь мелкими осколками. Я выгибаюсь ему навстречу, стараясь приблизиться ближе. Эван подхватывает мою попу руками и языком делает что-то невероятное. Я мечусь из стороны в сторону, закусив губу, чтобы не закричать, я на грани. Но тут всё прекращается, и я открываю глаза. Эван выпрямляется и достаёт из кармана своих джинсов презерватив. Ну конечно, он-то ко всему всегда готов, самонадеянный наглец.
— Так ты не извиняться пришёл, а меня соблазнить, смотрю, ты даже подготовился, — возмущаюсь я.
— Я всегда осторожен в таких ситуациях, — невозмутимо произносит он.
— Уходи, — говорю я, прикрываясь простынёй, — уходи, я сказала.
— Кажется, минуту назад тебя всё устраивало, что тебя так переубедило?