— Ребята… Чего-то с сердцем… Не могу… Давайте назад…
В голосе его, слабеющем с каждым произнесенным словом, в жалкой, заискивающей интонации, в том страхе смерти, что властно преодолел дешевенькую и грубоватую браваду насмешки над ней, Геннадий вдруг пронзительно и опаленно почувствовал какую-то иную, тщательно скрываемую под спудом хамства и презрительной жестокости суть того, кто именовался Грыжей… Суть изначальную, человеческую, доверчиво-детскую, знавшую о расплате, о вечности, о сострадании и любви…
Но пораженное постижение этой сути, жившей и в глубине его, Геннадия, что ныне отозвалась на зов чужого гибельного страха, это постижение прервал и развеял деловитый голос Константина:
— Э, Грыжа… Ты вот чего… Ну-ка, встань. И парочку приседаний давай… Все мигом пройдет. Надо, чтобы алкоголь выветрился, понял? — Он попытался поднять грузное тело под мышки, но руки Грыжи безвольно упали вдоль тела, а голова завалилась на грудь. — Х-ха, пульса нет… — задумчиво ощерившись, произнес Костя. Подумав, добавил: — Чем живой человек отличается от мертвого? Температурой и работоспособностью. С работоспособностью — дело ясное, температура тоже вроде падает… — Оттянув веко бездыханного товарища, вгляделся в зрачок. Произнес с притворной горестью: — Ну все… Зенки по семь копеек… Пьяница — добыча дьявола…
— Он умер? — дрогнувшим голосом вопросил Геннадий.
— Еще как! — глубокомысленно подтвердил Константин.
— И… чего делать будем?
— «Чего-чего»!.. — раздраженно отозвался Костя, снимая с покойного золотую цепь. — Дуй в гостиницу, вызывай «скорую» и ментов. Заодно наличность у него конфискуй и перстень, он на телевизоре…
— Давай сначала лопатник его раздербаним, там штукарь зелени, не меньше… — возобладали в Геннадии практичность и одновременно недоверие к шустрому и алчному компаньону.
— Да все поровну поделим, по-братски, чего ты, в натуре… — возмутился Константин, доставая из заднего кармана шорт бумажник Грыжи. — Я тебе крыса какая, что ли?..
Получив деньги, Геннадий отправился к машине, гадая, каким образом делить цепь, часы и перстень.
«Придется продавать, иначе никак…» — пришел он к досадному выводу. И вновь мелькнула мыслишка о том, что славно было бы закопать в этом лесочке и Грыжу, и Константина. Славно, да рискованно — вот в чем беда!
Вечер провели в хлопотах по оформлению смерти перепившего мадеры товарища. Весь следующий день мотались по различным инстанциям, договариваясь о перевозке тела на родину.
А утром Геннадий собрал чемодан, упаковав в него гостиничные мыла, шампуни и похищенные в ресторанах пепельницы.
Покончив со сборами, Геннадий достал бутылку минералки из мини-бара, аккуратно откупорил и, опустошив емкость, налил в нее воды из-под крана. Затем приладил пробку на место, завальцевав рубчатый ободок о край журнального столика, пожелал приятного утоления жажды будущим посетителям и, не забыв поглядеться в зеркало и перекреститься, отправился к машине.
В магазинчике беспошлинной торговли аэропорта сообщники обильно оросили себя одеколонами из пробных пузырьков, а затем, усевшись в креслах зала ожидания и удовлетворенно принюхиваясь к собственным персонам, принялись обсуждать планы самого ближайшего будущего.
— Закопаем Грыжу и наезжаем на Люську, — говорил, шмыгая носом, Константин. — Так, мол, и так, за ним должок, брал из общака на личные нужды, теперь ты возвращай… В общем, тачки его забираем, квартиру тоже и грузим Люсю минимум на триста кусков зелени…
— Квартиру оставим, — покривился Геннадий.
— Ага! Ты щедрый, конечно! Ей, сучке, и комнаты в коммуналке много! А тут такая хата!.. Во заносит тебя! То волком на меня зыришь из-за джипа сраного, когда советую Пемзе его отчинить, то…
— Чего ты на джипе моем зациклился, в натуре? Свою тачку дари!
— Ладно, не пыхти… Я о другом: то ты скупой, как рыцарь, то хоромы какой-то кошелке отписываешь… О, посадку объявили, пошли к ероплану…
— Погоди, пепельница тут клевая… Ты это… Закрой меня на секунду, а то там черт какой-то в форме, усечет еще… Во… Ага… Ну? Дело мастера боится!
И — скрылась райская земля за кромкой морского горизонта…
А через считанные часы злодеев, вернувшихся из загадочной тропической дали, встречала мокрая и унылая Москва, припорошенная первым робким снежком.
В грузовом отсеке самолета прибыл на родину и почивший в бозе Грыжа. Через три дня состоялись его торжественные похороны.
Где и при каких обстоятельствах настигла Грыжу кончина, Геннадий и Константин рядовой братве пояснять не стали, провели короткое траурное собрание, выделив из общака деньги на внушительный, в три средних человеческих роста, памятник и огромную мраморную плиту.