Хотя я и мог остаться в этом искусственном забвении как раз до той поры, пока…
Нет… в том-то и дело, что не мог. Подобные вещи во мне никогда не выгорали, тем более, когда подпитывались слишком свежими воспоминаниями или вскрывались ядовитым скальпелем хронической боли. Или когда управляли мною буквально, как всегда, затянув здравый рассудок в этот убойный угар и подменяя реальные картинки на пережитые и те… что я обязательно переживу в самом ближайшем будущем.
Пью кофе перед окном? Разговариваю с мотыльком или… смотрю в твои широко распахнутые глаза, которые скоро вот-вот накрою своей ладонью или чёрной повязкой? А может, действительно, спускаюсь на цокольный этаж? Ищу нужные мне комнаты пока держу в расслабленном кулаке присмиревшего мотылька?
Сердце, кажется, вот-вот проломит грудную клетку вместе с рвущимся изнутри сгустком накопившихся за столь долгое время токсичных эмоций. Или желаний. Или всего вместе. В любом случае, это и вправду походит на какой-то наркотический бред. Когда очень долго борешься с самим собой и со своими демонами, рано или поздно они берут над тобою верх. И ты ничего не можешь с этим сделать. Просто позволяешь им себя поглотить. Полностью. Без остатка. Становишься ведомым психопатом… или одержимым более сильными, чем ты бесами.
Похоже, это было вовсе не побег от тебя, от нас и себя в первую очередь. Я приехал в этот долбанный коттедж совершенно за другим. И пока не увидел нужную мне комнату вполне осмысленным взглядом – так и не осознал истинного смысла своего сюда приезда до конца и в полную меру.
Так что… пил я вовсе не кофе. И смотрел не в яркий белый горизонт за панорамным окном нашего семейного горного домика. Это была другая гостиная, с более тёмным и более классическим интерьером, как и со сгущающимися за окнами вечерними сумерками. И сидел я в старом чёрном кресле с пополняемым мною час от часу марочным бренди бокалом. И спускался я именно в тот подвал, который сам же когда-то и оборудовал под свои определённые запросы. И это был тот забытый богом дом в лесу, который хотел не так давно снести к чёртовой матери один из моих многочисленных родственников по отцовской линии. Я выкупил его почти пять лет назад, неплохо так впоследствии отреставрировав и отремонтировав. После чего частенько сюда наведывался. Иногда один… иногда не один… И этот раз тоже оказался не исключением из правил. Потому что я уже знал, зачем сюда приехал. Потому что и не думал тебя отпускать…
____________________________
*Джеффри Эпштейн – педофил и сексуальный преступник, занимавшийся организацией детской проституции и с именем которого связывают теперь большинство известных личностей: от британского принца Эндрю, до бывшего президента США Билла Клинтона
Я жду. Терпеливо жду. И даже поглядываю на ручные часы, проверяя с ироничной усмешкой на губах, как долго ещё это будет продолжаться. Или ты думаешь, будто бы я и вправду не знаю, где ты сейчас и как притаилась за входными дверьми своей милой квартирки под крышей мансарды всего в нескольких дюймах от меня? Да, милая. Я прекрасно чувствую твоё местонахождение и даже ловлю вибрацию твоего безумно колотящегося сердечка. Как и все твои тщетные попытки не дышать, не шевелиться и ни о чём не думать.
Зря, Марго. Ох, как зря ты затеяла со мной играться в прятки.
Я выжидаю где-то с минуту и даже прикладываюсь ладонью в кожаной перчатке к дверной панели. Словно на самом деле могу определить, в каком именно месте ты за ней стоишь, и где сейчас находится твоё лицо. После чего сдержанно выдыхаю и начинаю говорить повышенным голосом, едва не прижимаясь лбом к дверям у стыка с косяком.
– Я знаю, что ты там. Поэтому лучше открой. Пока ещё по-хорошему. Ты же не хочешь, чтобы я снёс эту грёбаную дверь прямо на твоих глазах?
Молчишь? Отнялся язык, или думаешь, что я блефую?
– Ну, хорошо. Считаю от десяти, после чего привожу свою угрозу в исполнение. Десять! Девять! Восемь!
Я даже не стал делать намеренно затянутых пауз между уже произнесёнными вслух цифрами.