Меня кто-то встретил, привезли в Альпы, я посадила Настю в свою машину, и мы поехали. Там рядом есть такой ресторан на автобане, Old timers. Там мы с ней сидели, что-то ели. Она была очень довольная. Она почувствовала власть. Разговаривала как хозяйка положения. Я обратила на это внимание. Мне было странно и грустно. Ну чего пиписьками мериться? Папа ушел, который так много для всех сделал, какой бы он ни был. Но вопрос не в этом.
Мы сидели, разговаривали, и потом я говорю: «Ну что, уже поздно, надо мне ехать, разобрать хотя бы чуть-чуть чемодан. Там моя спаленка меня ждет?» Настя говорит: «Нет, у нас на вершине горы, у нас в Альпах (так мы всю эту точку называли) только близкие родственники живут, а так как ты не близкий родственник, тебе там места нет. Хотя, знаешь, у нас в самом большом недостроенном семейном доме Митя с Амелиной остановились, ты можешь тоже остаться там вместе с ними».
Но в то время у нас не было вообще никаких контактов с Митей, и мне было некомфортно с ним встречаться. И это было просто небезопасно, там, на вершине горы, все занесено снегом, непонятно, как бы мы пешком ходили, не дай Бог что. Я поняла, что я бездомная по-настоящему. Я сказала: «Хорошо, Настюша, хорошо, как ты скажешь».
Сразу же пошла на ресепшен Old timers и спросила, есть ли у них комнаты. Мне ответили, что комната есть. Поэтому я осталась, зарезервировав этот отель на несколько дней, до 8 февраля, когда окончились бы похороны.
Настя уехала. Было очень некомфортно. Комната была холодная. Я прилетела из теплой страны, практически не спала всю ночь. Хорошо, что я не выключила телефон. Утром раздался звонок от моего друга, от моего потрясающего друга Пинки, Альфреда Валя. И вот опять его благородство и удивительные человеческие качества проявились, как никогда больше. Первый вопрос:
– Ты прилетела?
– Прилетела.
– Где ты находишься?
– В отеле Old timers.
– А что ты делаешь в отеле Old timers?
– Настя сказала, что я не являюсь близким родственником и для меня нет места в доме.
Он взбесился так, что я вам не могу передать.
– Слушай. Немедленно собирайся, я сейчас отправляю Фрица (Фриц – это его личный секретарь, управляющий и доверенное лицо. – Н. А.), он срочно приезжает на машине, забирает тебя, ты великолепно знаешь свои апартаменты, мы тебя все ждем.
Я заплакала и сказала:
– Спасибо тебе, Пинки, большое.
И в очередной раз мой удивительный рыцарь спас меня. Мы приехали к Пинки. Все было весело и ласково, замечательно и великолепно. Он знал обо всех мероприятиях, которые будут происходить, что мне надо будет ехать 6-го на отпевание и 7-го на похороны. Похороны были официальные. Там был духовой оркестр, гроб несли военные, была пресса, я не знаю, кого там только не было.
Я, конечно, пригласила Пинки, но он сказал, что все эти события не для него, но он даст мне в сопровождение Фрица. И тот будет не только моим шофером, но и моим телохранителем. «Ты в очень небезопасной ситуации», – это были его слова. Я не поняла, отчего и почему. Но я точно знала, что если Пинки что-то говорит серьезным и спокойным голосом, то надо делать так, как он говорит. Я была ему безумно благодарна, потому что Фриц очень понадобился. Пинки сказал: «Фриц не будет отходить от тебя ни на шаг».
Когда мы приехали на отпевание, так случилось, что мы прибыли первыми. Мы же ехали издалека, 1,5 часа добирались. В это время были такие заносы снега, это было так красиво, на огромных 300-летних елях было снега по два метра. Красота была неимоверная, просто неимоверная. И вот мы приехали с Фрицем и с его замечательной герлфренд Анни. Анни была фотографом, и у меня остались удивительные кадры этих событий.
Так как моя внученька Лея тоже ехала очень издалека, они с папой также оказались в числе первых. Мы вцепились друг в друга. Я села на корточки, девочка меня обняла. Я этого не забуду никогда. Мы обнимали друг друга, время остановилось, и не разжимали объятий в течение, может быть, трех минут, до такой степени, что Михаэль вдруг начал ревновать и стал что-то судорожно вытирать у Леи под носиком, хотя там все было в полном порядке. Девочке было пять лет. У меня потекли слезы со страшной силой. Я любила ее больше всего на свете, виделись мы с ней нечасто.
В Австрию я прилетела в единственном теплом пальто-куртке, которое у меня было, красного цвета. Поэтому на отпевание я пришла в этой куртке. И естественно, получила столько осуждающих взглядов, упреков от моей дочери: «Так неправильно одеваться на отпевание». Но у меня вообще в гардеробе ничего черного не было. Моя подруга Криста на похороны принесла свою кожаную черную куртку, она была такой холодной, выше колен, но она, конечно, меня спасла, и я слилась с толпой.