Я не знаю, как он смог выходить меня. Но он сделал это, и я так люблю его, преданного человека, моего спасителя! Мама в это время работала в Германии. Когда она вернулась и обо всем узнала (естественно, не по телефону, потому что папа сам ее боялся до смерти), у нас случился очень неприятный разговор. Долгое время я не могла простить ей этих слов. Потом поняла, что она, конечно, хотела лучшего, но в то время это положило конец нашим отношениям. Она сказала мне: «Ты что, сумасшедшая? Ты не понимаешь, что им надо было дать? Они бы тебя убили…» На что я ответила: «Нет уж, лучше тогда было бы умереть, а я вот выстояла. Я боролась за свою чистоту, я боролась за свое право остаться женщиной, я боролась за святость и чистоту всех женщин не только моей страны, но и всей планеты. И я победила силой духа, я выстояла, у меня есть лицо, у меня есть глаза, все заросло, мои руки работают. И теперь я имею право выбирать, кого хочу и как хочу, и я могу любить кого хочу, потому что я для себя сдержала слово, я осталась чистой».
Я позвонила Андрею Сергеевичу Кончаловскому, потому как мы уже были знакомы и летом должны были начать съемки фильма «Сибириада» – процесс подготовки шел в полной мере. Я позвонила ему и рассказала про весь этот ужас. Он сказал одну фразу: «Все ясно. Только Лурье». Я не поняла, что это означает. Он позвонил своему отцу, Сергею Владимировичу Михалкову, и нашел телефон того самого Лурье – их семейного адвоката. Этот человек представлял мои интересы в суде. Он был внимательный, мягкий, безумно дотошный. Он задавал такие вопросы, что жить не хотелось. Но мы с ним проделали эту работу. Он довел дело до суда, суд длился три дня. Обоим парням дали по 18 лет строгого режима. Как мне потом объясняли, из таких лагерей, особенно мальчишки по 13,5 года, уже не выходят. Амнистии им не дали.
Когда вынесли приговор, один из них, парень по фамилии Волков, вскочил со скамьи подсудимых, посмотрел мне в глаза и закричал: «Я мстить буду! Запомни, сука, я мстить буду». Я сидела, смотрела на него. Из глаз моих лились слезы. Просто сидела и хлопала глазами. Папа держал мою руку.
О случившемся знали мои лучшие друзья, актриса Гражина Байкштите, большая звезда СССР, и актер Андрей Ростоцкий. Также знали мои учителя, Ирина Константиновна Скобцева и Сергей Федорович Бондарчук. Другим студентам никто не рассказывал, все держалось в секрете, потому что и без того было трудно выдержать… Я очень боялась возвращаться к прежней жизни, очень боялась возвращаться на курс.
Ирина Константиновна проявила себя настолько феноменально, мы с ней были друзьями до последнего мгновенья, до последнего вздоха, мы с ней много говорили по телефону, и так случилось, что стали с ней близкими-близкими подружками. Я ей звонила, и, можете себе представить, это надо такую смелость иметь, я ей говорила: «Девочка моя любимая, Ириночка Константиновочка…» – вот так я с ней начинала разговор. Боже, какой чистоты, какой красоты, какого таланта был человек, я вам не могу передать! Вспомните ее роль в «Мэри Поппинс» – очень трудно играть комедийные роли. Позже все начали говорить, что вот Скобцева никакая актриса, Бондарчук ее сделал. Неправда. Скобцева актриса еще какая. А уж какой она божественной красоты человек, душевный, понимающий, это просто невероятно! Она постоянно мне звонила, спрашивала, как я себя чувствую. Сергей Федорович тоже позвонил один раз, предупредил меня, что я буду сниматься в фильме «Степь», – радостную весть принес. И где-то через месяц или полтора я смогла вернуться в строй. Это был третий курс.
Я вернулась на репетиции, я вернулась в институт, я вовсю начала подготовку к съемкам, я была занята так, что как будто закрыла эту главу своей книги с большим хлопком – шпомс! – и отложила в сторону, и практически забыла об этом.
7. Чарли Чаплин в черной коробке
Я нахожусь в своем уютном домике под названием палапа. Он похож на пирамиду. Точно так же, как и пирамиды, он упирается макушкой в небо и связывает меня напрямую с космосом. Я всегда это чувствовала, всегда знала, что именно это место – моя духовная точка. Здесь я занимаюсь йогой, намечтываю события, создаю свое учение и т. д. и т. п.
В этом домике всегда чуть-чуть как будто приглушен свет и со всех сторон находятся большие окна, почти до пола. Я вижу круговую панораму, впереди простор, а позади огромный сад, весь в зелени, и «джунгля» – хранительница моего покоя, которая идет до горизонта, до бесконечности. Я в удивительном месте. Господь меня привел, и я очень за это благодарна.
Я вспоминаю Чарльза Чаплина с его black box («черной коробкой» или «черной комнатой»). Когда ему необходимо было получить идеи для своих новых фильмов или он писал сценарий, он отправлял себя в эту черную комнату, закрывал дверь и иногда не выходил оттуда по 24 часа. Он считал, что это и есть работа: сиди и жди, и идея обязательно к тебе придет. Он был богом в этом плане – и артистом, и композитором, и сценаристом, и режиссером. Все исходило от одного человека. И он же был владельцем кинопродюсерской компании, так что он был свободен (сам себе подчинялся), так сказать.