Грусть потери моего любимого папы и благодарность Нине Александровне были безмерны. Я ее очень люблю, и мы общаемся по сегодняшний день.
Почему люди так несовершенны? Почему они не ценят то, что им дано изначально? Почему одному человеку надо уйти, чтобы другому понять, что у него потрясающие родители? Как так зверски могут обращаться дети со своими родителями? В данный момент это не про меня. Я была и с папой, и с бабушкой, и с мамой до последнего вздоха. Но почему дети прерывают отношения? У меня в данный момент нет никаких отношений ни с дочерью, ни с сыном. Они сами поставили эти восклицательные знаки. И мое сожаление, эта горечь, эта невозможность ничего изменить… А может, они преследуют меня, эти ситуации? Но я знаю в глубине души: я сделала больше, чем могла. И это правда, это истина. И меня спасает только это – я сделала лучшее.
Когда умирал папа, мама не приехала в больницу ни разу. Это моя мама, она так устроена. Вот так проявлялась ее невероятная безмерная жестокость, именно поэтому я с самого детства боялась ее до смерти. Ни разу не приехала к умирающему человеку, спутнику жизни, с которым прожила 50 лет.
Папа всегда знал, какая она. Еще давно он мне сказал: «Все, что у меня есть, записано на тебя. Только так! И никак не может быть по-другому. Прошу уважать меня, я так решил: и квартира (это я ее получал) тоже на твое имя». Кстати, он уточнил, что перевел ее с согласия Лидии (моей мамы) очень давно, в начале 1990-х годов, чтобы не платить налог на наследство.
Вы знаете, когда папа лежал еще в больнице, я ездила к нему каждый день, как на работу, потому что я хотела быть рядом. Человек взял и бросил судьбу к моим ногам. Все положил, чтобы служить мне и искусству. Как он любил посещать Дом кино, как он знал всех режиссеров, его обожали все, кто со мной работал. Журналисты, которым я давала интервью, потому что он приезжал забирать газеты или журналы, он оставлял все папки, он был моим адвокатом, ассистентом, пиар-менеджером, он все делал. Его любили все мои режиссеры. Его обожали все люди, которые со мной работали.
И какое предательство со стороны мамы…
Я нахожусь у папы, а мама мне обрывает телефон и говорит: «Я не могу ничего найти». – «Чего ты не можешь найти?» – спрашиваю. «Деньги, деньги не могу найти! Я знаю, что они у него должны быть».
Я привозила папе много денег на жизнь, тысячами. Он ничего не тратил. Он все эти деньги собирал пачечками и прятал их по квартире. И вот она мне звонит: «Что мне делать? Я не могу найти наличку, куда он прячет деньги?» Я знала, что он их тщательно прятал в разные места, куда-то их зашивал, в какие-то куртки, чтобы не обокрали. Но я молчу, мне не до этого…
Она говорит: «Я все распорола». Я отвечаю: «Мама, как ты смеешь такие вещи мне говорить? У меня отец уходит, ты понимаешь это или нет? Я нахожусь в больнице каждый день, пока приеду, пока вернусь обратно, с папой по 6–8 часов, пока доехать. Весь день уходит. Как ты можешь?»
Я пыталась ей объяснить, донести до нее, как это сложно – находиться в больнице, поддерживать его, дарить ему Свет, дарить ему надежду, а она не понимала. Она мне звонила и продолжала требовать: «Ты спроси у него, спроси, спроси, спроси…»
Я возмущалась: «Я никогда в жизни не буду у него это спрашивать. Мне наплевать на все эти деньги. Ты о чем вообще говоришь? У меня папа уходит, я повторяю.»
Папа заранее сказал: только кремация. Это было очень интересно. Я четко помню. Это мне был очень большой урок. Каким-то образом ищейки-корреспонденты об этом узнали и с фотоаппаратами приперлись прямо в крематорий.
На похороны я надела овальные очечки с золотой тонюсенькой оправой, как кот Базилио, безумной красоты, очень модные, но эти очки были слишком изящные и маленькие, они совершенно ничего не прятали. В общем, честно говоря, это был полный выпендреж[3].
Я подхожу к гробу попрощаться с телом папы (а дужки очков настолько тоненькие, они за уши закрепляются, их почувствовать невозможно, они слишком легкие)… Наклоняюсь, у меня льются слезы… И только потом, спустя какое-то время, я понимаю, что у меня нет очков на лице! Я знаю, что какая-то невероятная сила взяла их и положила в гроб. Какая это была сила? Но я вам гарантирую, что я получила эту информацию, точно знаю, что они ушли вместе с ним в печь. Это был его последний урок: «Не надо выпендриваться, ты не про это, и ты это знаешь!» Эти очечки я буду помнить всю мою жизнь. Благодарю тебя, любимый мой папа!
3
Эти очки – подарок Микки Рурка – еще будут фигурировать в главе «Голливуд и знаки судьбы».