Выбрать главу

Но с Максом мы встречались постоянно, роман наш разгорался, сердце трепетало. Близких отношений у нас не было, мы каким-то образом это довольно долго оттягивали. И мне это очень-очень нравилось. Изучение английского языка, другой профессии, вернее другого посыла, подхода к актерской игре, происходило очень быстрыми темпами. И, конечно же, мне это было безумно-безумно интересно.

Компания NBC предоставила киностудии специальных поваров, нас кормили на площадке. NBC, конечно, обладала потрясающими возможностями, и было все: витамины, салаты, ягоды посреди зимы в Суздале. Это было просто невероятно! Но несмотря на великолепнейшую еду, которой нас заваливали, мы с Максом вечерами все-таки вырывались в наш любимый-любимый старинный суздальский ресторанчик, где были счастливы. Мы держали друг друга за руки и разговаривали, разговаривали, разговаривали, стараясь лучше узнать друг друга.

Но человек раскрывается в поступках больше, чем в словах. Однажды Макс предстал настоящим мятежником, бунтарем, борющимся за права человека. К нам на съемки повидаться с Максимилианом приехали дети Андрея Тарковского, который на тот момент уже уехал и жил в Италии. (После отъезда Максимилиан очень поддерживал его семью, в том числе и финансово, он верил в этого человека и режиссера.) И вот обо всем договорились. Дети приезжают. Поздняя ночь. И вдруг их не пускают в отель. Просто было дано такое указание, что детей эмигрантов нельзя селить. Их не пустили, и все. Макс не знал, что делать. Ему не разрешили забрать их к себе в номер, большой, трехкомнатный. Да в этой гостинице вообще было много свободных номеров, потому что компания арендовала весь отель, чужих людей не было, внутри жила только съемочная группа, огромные звезды и обслуживающий персонал картины.

Макс вышел с детьми на улицу и сказал, что в отель он не вернется, пока мы их не устроим. Мы вместе блуждали по городку-деревне, стучались в дома, я пыталась найти комнату, чтобы дети каким-то образом разместились. Но было очень поздно, и никто не отвечал. Совершенно невероятным образом мы нашли какую-то машину, полугрузовик. Макс заплатил какие-то сумасшедшие деньги водителю, посадил детей и сказал: «Хотя бы отвезите их на трассу». Дал им деньги, чтобы они могли доехать домой…

На следующий день был такой скандал, что директор с русской стороны испугался безумно. Макс сказал, что он отказывается сниматься в стране, где детей величайшего режиссера всех времен и народов Андрея Тарковского ночью выгоняют из гостиницы (а дети были подростками в это время). Назвал это позором и настоящим террором.

Начался большой скандал. Дело дошло до нашего «Совкино». Оттуда приехал босс разговаривать с Максом. После этого буквально через неделю детей легально пригласили в гостиницу, дали великолепный номер, оплатили его. Дети остались на целую неделю и каждый день ходили на съемки, и смотрели, как происходит создание этого уникального исторического сериала, самого дорогого после «Клеопатры» с Элизабет Тейлор.

13.4 Школа переживания и школа представления

Трагедия Евдокии Лопухиной

Так случилось, что в конце октября – начале ноября у нас был небольшой перерыв в съемках. Я была так счастлива, я вам не могу передать, я выбралась на свои величайшие репетиции с Анатолием Васильевым для спектакля «Серсо». Это абсолютно шедевральный исторический спектакль.

Максимилиану разрешали посещать репетиции. Для него это было постижением чего-то невероятного. Всегда, когда у него была возможность, он находился в нашем малюсеньком зале всего лишь на 80 зрителей. А когда пошли спектакли, он присутствовал на спектаклях. Он учился. Он понимал, что режиссерский разбор Васильева совершенно иной, что наши актеры не играют, они проживают жизнь своих персонажей… И даже глубже – создается впечатление, что зритель случайно оказывается внутри чьей-то жизни. Я объясняла ему, что этот спектакль мы репетировали три года подряд, что каждое утро мне нужно было вставать и идти на разминку, на урок джазового танца – 1,5 часа каждый день. Мы работали в Театре на Таганке, и Васильев отпускал нас по домам прямо перед закрытием метро, в 00:50, ночью. Мы еле успевали забежать в последний поезд – и за нами все закрывалось.