Мне стыдно… Я обманула Юльку. Я обманула себя… Я не сдержала слова. Я не знала, что ей сказать.
Я подняла на Юльку свои заплаканные глаза и произнесла: «Запах родной.»
16. Свадьба и швейцарский паспорт
Хочется рассказать историю, как мы с Максимилианом пошли в ЗАГС. Это случилось 11 июня 1986 года. Но до этого ЗАГСа на улице Грибоедова еще надо было, как говорится, доползти.
На тот момент Макс находился в новом проекте вместе со своим другом, величайшим музыкантом Миком Джаггером (солист The Rolling Stones). Они работали над фильмом по Набокову (который никогда не вышел на экраны), а сопродюсером этого фильма был друг Макса и в дальнейшем большой мой друг Карел Дирка – владелец огромной продюсерской фирмы в США и Мюнхене. В своем очередном шедевре про Марлен Дитрих Максимилиан создал новый пласт в истории кинематографа – жанр документальной драмы. Этот фильм получил «Золотой глобус» и приз нью-йоркских критиков, был номинирован на «Оскар» – и обязательно получил бы «Оскара», но его поставили в разряд художественных фильмов, а это точно не художественный фильм. Поэтому так родился новый портал в нашем киноискусстве – документальная драма. И Максимилиан Шелл это создал. Это был 1985 год.
Так вот, вернемся к Карелу Дирке. Как сопродюсер (с Максимилианом Шеллом) фильма «Марлен» и продюсер нового фильма по Набокову, он знал «странный» характер Максимилиана, с которым я еще плотно не сталкивалась. То есть я знала, какие сложности могут быть, но как-то верила, что все будет по-другому. Хочу поблагодарить Макса за то, что он был искренен, честен со мной и предупредил обо всем. Он мне сказал, что в их роду передается по наследству очень страшная болезнь: биполярное расстройство, маниакальная депрессия и шизофрения. Максимилиан и предупреждал, что он может уйти в депрессию на полгода, – и я лично оказалась этому трагическим свидетелем. Он также меня предупреждал, что никогда и никому не пожелал бы связать свою жизнь с таким человеком, как он. Но вы же понимаете, что к тому моменту особого выбора у меня и не было.
Ко мне на свадьбу совершенно неожиданно приехали два человека: Карел Дирка[7] и Мария Шелл, звезда всех времен и народов, сестра Макса, очень красивая женщина. Мария часто приезжала в СССР. Тогда я еще не знала, что у нее идет очень серьезный роман с одним из крупнейших музыкантов нашей страны. Назовем его господин Р. У него в женах была самая известная актриса, назовем ее буквой М… и все они втроем постоянно встречались и хорошо дружили. Так что Мария приехала, наверное, убить двух зайцев.
До сих пор не могу понять, был ли это сговор между Марией и Максимилианом или ее личное решение. Итак, последняя ночь перед тем, как мы должны расписаться. Мы в Дегтярном переулке. Макс, уставший, почему-то рано пошел спать. На моей кухне с четырехметровыми потолками, расписанными сусальным золотом, с очень уютными стенами оранжево-терракотового цвета, с безумно уютной кухней, диваном «Фенди», со стульчиками антикварными, в которых можно сидеть долго-долго, и с удобными антикварными креслами мы остались вдвоем с Марией и начали разговаривать, насколько могли, на английском языке. Как я рассказывала еще в начале книги, семья Шеллов была очень-
очень крепкой, и войти в нее было практически невозможно. И вот я сижу, счастливая, времени час ночи… Вдруг Мария придвигает к себе красивую сумочку фирмы MCM – она дружила с создателем бренда Майклом Кромером, и семье было подарено столько этих сумок и чемоданов, я вам передать не могу. Мария достает эту очень красивую, бело-черную в квадратиках сумочку, затем достает из нее что-то очень большое и весомое и кладет на стол… Убирает сумочку. И остаемся только мы и какая-то огромная пачка в пластиковом пакете между нами. Она говорит: «Слушай, дорогая, мы тебя все очень любим, вот тебе 150 000 долларов, этого тебе будет достаточно до конца твоей жизни. Обменяй это на рубли и живи спокойно и счастливо, не надо никому морочить голову». Я, честно говоря, охренела от этого. Я долго не могла ничего ответить. Потом у меня потекли слезы…
И я сказала: «Мария, ты, наверное, что-то не поняла. Я очень-очень люблю этого человека, и я буду с ним рядом, хочешь ты этого или нет. Дело в том, что мне не нужны твои деньги, и вообще для меня это огромная трагедия, чтобы ты знала, Мария. Я должна тебе кое-то что объяснить». В это время она сидела в очень красивой квартире, в потрясающей квартире, моей квартире, она видела стиль, видела вкус, она понимала, что она не с маленькой девочкой с улицы разговаривает. Она оценила мои мраморные подоконники, она оценила все быстро своим взглядом. И я продолжила: «Я очень люблю эту страну. Я здесь не просто звезда, люди называют меня живой легендой. Ты, как великая актриса, это понимаешь лучше всех на свете. Я не хочу уезжать из этой страны. Я обожаю ее. Я не дурочка. Я прекрасно понимаю, что никогда ни в какой стране я не смогу сыграть такие роли, как Мэри Поппинс или „Военно-полевой роман“, который, как ты знаешь, был номинирован на „Оскар“ два года назад… Ты, Мария, видела спектакль „Серсо“ великого режиссера Анатолия Васильева, и ты знаешь, что такое искусство. Вот чем я занимаюсь в этой стране. И променять это я не хочу ни на кого и ни на что. Но так случилось, что я люблю твоего брата. И так случилось, что, к сожалению, у нас немножечко другой режим, чем у вас на Западе. И это наша миссия с твоим братом – доказать всем, что Запад и Восток могут существовать друг с другом в любви и понимании. И эту миссию остановить ты не сможешь. Только сам Господь Бог». Слезы текли с моего лица. Я медленно встала со своего антикварного кресла, вышла в большую 30-метровую центральную комнату и закрыла за собой двухметровую антикварную дверь. Слезы лились. Она ко мне не пришла.
7
Я так понимаю, он боялся, что Макс из Москвы вообще никуда не уедет, поэтому выступал сдерживающим военным солдатиком.