Мне необходимо было долететь из Мюнхена в Канны, Францию. Я тряслась, как маленькая собачка чихуахуа. Подошла, испуганная до смерти, к паспортному контролю. Передо мной стоял улыбающийся француз, который даже не хотел открывать мой паспорт. Он увидел, что это швейцарский паспорт, и говорит: «Добро пожаловать», и даже не открыл его. Так я оказалась в Каннах. Ну а после этого меня сразу же дотранспортировали, как говорится, до Монако.
Вот такой у меня был опыт первого использования швейцарского паспорта. Это был 1989 год. Моей дочери Насте исполнилось 2,5 месяца.
17. Как я изнасиловала Макса
Вернемся назад, в 1988 год. У меня образовался малюсенький интервал между съемками. Макс приглашает меня в Нью-Йорк.
Я так волновалась, что не могу вам передать, потому что я знала, что Макс как профессор изобразительного искусства потащит меня по всем «самым-самым» местам, что я попаду в Метрополитен-опера, познакомлюсь с величайшими шоу Бродвея, смогу посетить Гуггенхайм-музей, Музей современного искусства, который я видела только по картинкам и книжкам… И сердце мое артистическое разрывалось, и мне так хотелось полететь в Нью-Йорк.
Да, я была молода, я была очень-очень хороша собой. Перед поездкой я поговорила с врачом-гинекологом, и он объяснил, что если мы с Максом хотим ребенка, то нужно выбирать для этого только благоприятные дни цикла. А мы с Максом всегда мечтали, что у нас будет именно дочка. Мы ее заказывали у Вселенной и знали, что ее имя будет Настя, как у моей героини в «Сибириаде». Макс очень уважал и любил этот фильм. Итак, владея этой информацией от гинеколога, я попадаю в Нью-Йорк.
Макс, конечно, очень постарался. С его известностью и связями он всегда находил способ останавливаться в самых лучших местах. Поэтому мы приехали, как всегда, в потрясающий The Ritz Carlton Hotel рядом с Центральным парком. Самое интересное, конечно, что во всем отеле есть только один номер с балконом – люксовый свит. И Макс, зная мою любовь к природе, именно этот номер нам и добыл. Балкон оказался большим, метров 25–30, что совершенно невероятно для Нью-Йорка, – и это стало замечательным началом нашей поездки.
Я вам даже не могу передать моего восторга от посещения музея современного искусства Гуггенхайма! Как много Макс мне объяснял и рассказывал, как мы искали картину К. Малевича «Черный квадрат» (и в результате нашли ее почему-то спрятанной под лестницей). Это надо знать характер Макса… Когда мы нашли картину и мы с ним кричали как ненормальные: «Вот они, русские, они во всем первые!», все американцы смотрели, узнавали Макса и думали, что мы вообще чокнутые. Кандинский, Удальцова, Филонов – невероятные мастера! Какие это были художники… Я испытала такой восторг. И конечно, Пабло Пикассо, его работы просто сногсшибательны!
Дело в том, что Макс дружил с очень многими авторами, чьи картины находятся в галерее. Например, Роберт Мазервелл – они с Максом не просто дружили, мы месяцами жили в его квартире на Пятой авеню, пока шли съемки фильма «Маленькая Одесса». Малобюджетный фильм не мог потянуть аренду жилья высокого класса, поэтому мы жили в роскошной антикварной квартире великого Роберта Мазервелла. Такая артистическая квартира, я была в восторге.
Но главной целью нашей поездки в Нью-Йорк была встреча с великим человеком, адвокатом и бизнесменом, крупнейшим коллекционером Ли Истманом. Кстати, его дочка, Линда Истман, вышла замуж за Пола Маккартни, а потом у них появилась дочка – великий и знаменитый дизайнер Стелла Маккартни. Что самое смешное, самые большие деньги эта семья сделала не на искусстве, а на еде – они первыми начали продавать веганские бутерброды и гамбургеры в Лондоне.
И вот мы идем к Ли. Он жил в большом шестиэтажном таунхаусе. О Господи, это место – настоящий храм искусства! У него были Мондриан, Пабло Пикассо, Матисс, Виллем де Кунинг, Марк Ротко… Панно Марка Ротко занимало, наверное, 3,5 на 2 метра в столовой комнате. Я даже не могу представить себе цену этого панно. У Макса тоже был Ротко, но если у Ли Истмена картина была оранжево-желтая, светящаяся радостью, то у Макса, конечно, серо-черная.
Ли был гениален. Он начал свою карьеру и разбогател очень просто – за счет того, что он очень точно чувствовал искусство. Он подходил к са-а-амым великим художникам и говорил им так: «Я буду бесплатно тебя раскручивать, я буду на тебя работать, я сделаю тебя самым большим художником. Но ты мне будешь расплачиваться не деньгами, а своими работами». И когда я зашла в его кабинет, заполненный полотнами Кунинга… Это надо было видеть. Каждая картина стоила порядка пяти миллионов долларов. Помню, я поднялась в туалет на второй этаж. Прохожу по маленькой изумительной лестнице… и в течение следующего часа никто меня не видел, потому что весь туалет до самого потолка был увешан рисунками Пикассо. Вы можете такое представить? Я сидела там, смотрела, плакала, Потом вышла, значит. В кабинете сидят Ли, Макс и Кунинг, Ли смеется: «Ну что?» – «Я прошу политического убежища в туалете, раскладушку можно поставить мне? Я никогда больше оттуда не буду уходить». Он говорит: «Окей, договорились».