И вот у них идет серьезный разговор. Макс же нахулиганил из-за своего заболевания, чуть не сорвал съемки «Петра Великого» с компанией NBC. В общем, Макс практически просрал эту роль, как я и рассказывала выше, из-за чего был очень зол и хотел судиться с телекомпанией. И вот он консультировался с огромным количеством адвокатов, а потом приехал и к Ли Истману, которому очень доверял. И Ли на тот момент не как адвокат, а по дружбе, говорит Максу: «Смотри, я могу подать в суд, мы с тобой этот суд выиграем, получим все необходимые справки от врачей о твоем психическом состоянии. Но работать ты в Америке уже никогда не будешь. Ты вообще понимаешь, что это безумие? И ты понимаешь, какое количество денег ты должен будешь заплатить за судебные разбирательства? Ведь адвокаты другой стороны принадлежат NBC, они будут судиться с тобой 10 лет подряд, они обанкротят тебя только этим. Макс, отпусти это». Люблю, когда адвокаты говорят честно, сейчас таких не найдешь. И Ли сказал прямо: «Ты хочешь продолжать работать? У тебя есть „Оскар“, у тебя столько номинаций, ты такой большой человек, тебя так уважают в нашей стране – не занимайся хренью, пошли лучше гулять в Централ-Парк».
Обожаю эту семью. В этот момент пришел его сын Джон. Я думаю, что в то время он был уже не только партнером отца, но и владельцем компании. Мы все познакомились, оделись и дружно пошли гулять в парк.
Небольшое, но важное отступление. У нас с Максом очень разное отношение к одежде. Для меня, свободного духа, всегда важнее всего комфорт. Я могу годами ходить в одних и тех же лосинах, платьях, футболках – главное, чтобы были чистыми и комфортными. Мне абсолютно плевать, кто что скажет, я никогда не следовала за модой, потому что я тот человек, который эту моду создавал, я всегда опережала время со своими необычными образами, но какое это имеет значение? Для меня главным было ощущать себя свободной.
А Максу было просто наплевать на одежду. Да, его вещи были дорогими и безумно качественными – только поэтому они и не изнашивались годами. У него были безумно дорогие тонюсенькие шелковые и кашемировые рубашечки, которые он всегда надевал под пиджак, на трех пуговичках и с воротником. И эти рубашки были все в дырочках – конечно, они были произведены 35 лет назад. Я понимаю его безразличие к моде и стремление к комфорту, но мне было стыдно, потому что домработница фрау Хорн все время зашивала эти вещи. Помню, что, когда в первый раз увидела Макса, он был в расклешенных брюках и в каких-то дедушкиных сапогах с молнией впереди. Это был такой ужас! Мне стало стыдно за этого человека, потому что у нас дома, в Советском Союзе, все мужчины ходили в нормальных брюках. А Максимилиан никогда не тратил на себя деньги, ничего не покупал, ненавидел ходить в магазины.
Где же тогда он брал одежду? Дело в том, что он снимался безостановочно, и когда попадались современные фильмы, Голливуд часто баловал актеров со страшной силой. Все замшевые куртки Максимилиана были от самых крупных дизайнеров и стоили по 30 000 каждая – это же киностудия платила. У него были совершенно феноменальные бархатные костюмы, в которых Макс играл всяких лордов. И все эти вещи – роскошные брюки, куртки, камзолы, все что хотите – он забирал после съемок за очень скромную цену и в этих вещах выходил на встречу с людьми.
Иногда его сестра Мария Шелл, когда ей уже было стыдно смотреть на Макса, накупала ему каких-то роскошных замшевых курток по 10 000 каждая – и все успокаивались.
Пришел день моего рождения – 3 мая. С утра в номер постучали, и сотрудники отеля принесли роскошный торт с цветными шариками. Все было замечательно. Помню, я стояла на балконе, была очень красивая весна.
И вот, съев торт, порадовавшись жизни, мы оказались совершенно свободны на весь день. Времени было около 11 часов утра. Я говорю Максу:
– Ну что, пошли в постель.
– Как в постель, зачем в постель? Мы только проснулись, только кофе попили…
– Пошли, я тебе говорю, это очень важно.
– Да не хочу я в постель, я не буду.