А теперь я передам вам информацию, которую сообщил Эд Кентер: «Да, это гангрена, газовая, с общим заражением крови. Шансов – даже 50 % нет. Скорее, 48 % вероятность, что она выживет. Операцию назначаю на 5 часов утра, и даже если что-то пойдет не так, она будет под анестезией до 07:30, поэтому, если она уйдет, она даже не поймет, что ушла».
Но, конечно же, я все чувствовала, эта информация находилась где-то рядом, в комнате, ведь этой информацией владел Максимилиан Шелл. Поэтому я не могла не понимать, что со мной происходит что-то не очень хорошее. Да еще и видела в это время свой подбородок, на котором уже вырос «ананас» темно-синего цвета, который постепенно раздувался и опускался вниз…
Эд сказал Максу: «Я должен буду сделать разрез прямо между подбородком и шеей. Это настолько деликатная работа, что 1 миллиметр налево – и вся зараза с гноем попадут в артерию и опустятся к сердцу. Тогда наступит мгновенная смерть. Я не знаю, получится ли у меня все правильно разрезать, но гарантирую тебе, Макс, что сделаю лучшее из возможного».
Да, самое главное. И в субботу, и в воскресенье мы с Максом обрывали телефон доктору Полю Готье и его партнеру. И они ни разу, ни разу не ответили на телефон. А когда вышли на связь, я уже была госпитализирована.
В ночь перед операцией было очень трудно спать. Конечно, мне давали снотворное и хрен знает что еще, но состояние все равно было ужасным. У меня были чудовищные боли, мне нужно было давать обезболивающие раз в четыре часа. А я так кричала от боли. Но сотрудники госпиталя ничего не делали, и Макс бегал, орал, как сумасшедший, что его жена кричит, что мне больно: «Идите, делайте что-нибудь!..» А они отвечали, что должны давать таблетку раз в 4 часа, а сейчас прошло только 3 часа 15 минут. Макс говорил: «Вы что, не слышите, что человек мучается?» Это было страшно.
Поэтому спать у меня как-то не очень получалось. Я проснулась ровно в 3 часа ночи. Боже мой, никогда не забуду этот момент. Я вдруг встала, пошла в душевую комнату, почистила зубы, хотя сил и энергии не было никаких, вымыла волосы, вымыла все тело, осмотрела себя в зеркале… Мои волосы легли по плечам локонами. Это было удивительно красиво. Я пыталась их высушить полотенцем, но они не распрямлялись. В тот момент у меня были лицо и глаза маленького чистого ангела, малюсенького ребенка. Я клянусь вам, я смотрела на себя, и если бы я могла рукой прикрыть подбородок, чтобы не видеть этот висящий сине-фиолетовый ананас, который вырос на моей шее, то можно было бы подумать, что мне 5 лет. Глаза были такие чистые-чистые…
И вдруг я получаю информацию и начинаю разговаривать с зеркалом, со своим отражением. Сейчас – внимание. Это то, что спасло мне жизнь. Тогда я еще этого не понимала.
Я смотрю на себя, смотрю в эти детские чистые глаза и задаю вопрос вслух: «А что это за мысли у тебя такие о смерти, об ангелах? Что это означает? Ничего подобного не будет. Через 1,5 часа тебя отвезут на операцию, тебе сделают анестезию, и все пройдет великолепным образом, – как будто я присутствовала при разговоре Макса с Эдом, – врач сделает идеальный разрез, он достанет всю эту гадость, зашьет тебя, и ровно в 9 часов утра ты откроешь глаза, счастливая, без боли, в своей собственной палате». И как только я закончила этот монолог, который я произносила вслух как установку, как намерение, оно сразу же было запущено в действие, а Вселенная и Господь Бог, услышав меня, осуществили мое желание.
Вдруг появляется встревоженный Максимилиан. Волосы дыбом, глаза черные, горят огнем. «В чем дело? Что с тобой случилось? Почему ты вся помылась, волосы вымыла, ты же на операцию завтра идешь?» А я так ему глазками хлоп-хлоп: «Знаешь, Макс, да у меня какие-то мысли в голове были глупые, я подумала: а вдруг я умру, и ты придешь сказать мне до свидания, посмотришь на меня, а у меня волосы не мыты с четверга. а сегодня уже вторник. Я не думаю, что ты бы захотел меня такой видеть в момент последнего прощания». Макс испугался до смерти. Но я подошла к нему спокойно и сказала: «Но ты знаешь, этого не будет. Я уже поговорила с собой, я знаю, что будет». И Макс, наверное, в очередной раз подумал, что я немножечко не в себе.
Кадры из фильма NBC продакшен «Петр Великий» – я играю роль Евдокии Лопухиной, царицы, первой жены Петра Первого