И все было так радужно, и все было так красиво и замечательно… И мой папа, любимый дружочек, приезжал к нам очень часто, возился, ухаживал за Настенькой, за Митенькой, плавал с ними в бассейне, все было так хорошо.
В один день ко мне приехала одна из моих очень близких на тот момент подруг, Юля Козьменко, у которой мы с Максом часто скрывались в ее однокомнатной квартире на Алтуфьевском шоссе, когда нам негде было остановиться. Конечно, надо было ее поблагодарить, отдать дань ее великодушию. Ну, все замечательно, великолепно. И только все успокаивается… как в удивительном тексте из «Мэри Поппинс» Наума Олива: «…Из всех щелей в сердца людей, срывая дверь с петель, круша надежды и внушая страх, кружат ветра, кружат ветра». И вот эти ветра пришли.
Однажды Юля с очень серьезным лицом заходит ко мне в комнату и говорит: «Мне необходимо с тобой поговорить». Она была так взволнована, что я испугалась и меня тоже стало трясти. Она говорит: «Я не знаю, как тебе это сказать, я очень измучилась, я уже четыре дня об этом знаю и не могу тебе сказать, и думаю, что, наверное, я вообще не должна тебе об этом говорить. А с другой стороны, я думаю, ну как же так, моя подруга, наверное, мне тебе надо сказать, чтоб ты об этом знала…» Я говорю: «Господи, в конце концов, говори уже что-нибудь! Такое предисловие, что я сейчас умру от страха!» Не забываем, что я совсем молодая, мне 33 года.
Как не забываем и о том, что Макс предупреждал меня о своей любви к женщинам. Он сказал мне перед свадьбой открыто: «Наташа, надо понимать, что я люблю женщин. Я вообще считаю, что мужчина – это охотник. И если у тебя есть с этим проблемы, пожалуйста, давай остановим этот процесс здесь и сейчас, сразу, потому что я изменить себя не смогу. Я безумно влюблен в тебя, поэтому сейчас ни о каких женщинах даже речи быть не может, – говорит он в 1986 году, – я не был влюблен уже 17 лет. Но что может быть в будущем, я не знаю, поэтому ты должна решить для себя, что ты будешь с этим делать в дальнейшем». Так что он и здесь был чист, и здесь он подложил соломку, как говорится…
И вот Юля заявляет о том, что ночью она не могла уснуть в своей гостевой комнате и захотела пить. Она прошла на кухню. А кухня у нас была очень большая, она шла квадратом, и везде были полки. и в углу на кухне была зажата Крис. Юля не видела, что именно происходило. Максимилиан как будто закрыл Крис своим большим телом. Он был в халате, халат был застегнут, и они сразу же разъединились. Что там было, Юля мне сказать не может. Может быть, они целовались, может быть, еще что-то было.
Вы не представляете мое состояние. Я не знала, что делать. И боялась, и очень нервничала. Но я решила поговорить с Максом откровенно. Ну не буду же я в себе это держать, меня трясло от эмоций! Позже оказалось, что эта история получит длительное продолжение – эта самая няня Крис осталась с нами на долгие-долгие годы, потеряв и сама от этого очень многое, вплоть до волос. А все потому, что семейка Шелл, и главным образом болезнь Максимилиана, никого не щадила.
Я никогда не забуду, как Мэрин Креймор, секретарша Макса, гениальнейшая, преданнейшая на протяжении 18 лет женщина, вдруг, измученная вдребезги, посмела сказать: «Максимилиан, вы – тиран». Она была уволена в одну секунду.
Итак, я все высказала Максу. Его тирада была, как всегда в отношении русских: «Господи, что же такое с этими русскими? Ты приглашаешь их в гости в Мюнхен, зовешь лучших подруг, они тебе отвечают: „You have nothing in the refrigerator“ („В холодильнике нет еды“). Ты приглашаешь их в Америку, а они тебя обязательно обвинят в том, что ты бегаешь за няней».
В дальнейшем, когда у меня появился менеджер Сергей Гагарин и его оштрафовали один раз (Сергей не остановился на знаке остановки), Макс сказал также: «Конечно, так всегда с вами, с русскими. Вы никогда не останавливаетесь».
В общем, на все мои переживания он ответил лишь тирадой в своем духе. А потом спросил: «Как тебе не стыдно?» Конечно, он обвинил меня во всем, мне пришлось якобы поверить и забыть. «Как тебе не стыдно? Девочка так плакала». Может быть, это и правда, откуда я знаю? «Она так плакала, она так соскучилась по дому, ты что, не понимаешь, что ей 14 лет всего, что она в чужой стране, что она вынуждена разговаривать на чужом языке? Она сейчас судорожно учит английский, но она же не говорит на нем, ей очень трудно. У нее есть мама, у нее есть папа, она плакала, она хотела домой, я не знал, что делать, я решил ее успокоить».
Вроде как все звучало логично… Мне на какое-то время пришлось успокоиться. Но, к сожалению, это было только на какое-то время.
Сейчас я не могу вспомнить, когда именно случилась история с машиной, но могу сказать одно – все это было после жестокой остановки Максимилианом двух уникальнейших голливудских проектов, в которых я должна была принять участие, проектов, после которых мне больше никогда бы не пришлось ходить на кастинги… Я оказалась бы в том месте, в котором и должна была изначально находиться. И Господь, и Вселенная сделали для этого все. Я даже не принимала в этом никакого участия, предложения приходили сами. Режиссеры и продюсеры изначально приносили мне свои сценарии и говорили: «Мы вас хотим».