Меня сажают в первый ряд. За нами сидит огромное количество богатейшей публики и звезд, а далеко за ними, за загородкой, находятся съемочные группы с кино– и фотокамерами: Vogue, T-Magazine, Cosmopolitan, Harper's Bazaar, Marie Claire и так далее.
Элизабет Тейлор выходит на сцену и, так как она была вечной хулиганкой, говорит такие слова и стучит кулаком по пьедесталу: «Ну что ж, здравствуйте. Let's kick ass (Ну-ка давайте надерем всем жопу)». И начинается аукцион. За 45 минут она «подняла» 1 500 000 долларов. Это в 1998 году, я не знаю, было, наверное, как 5 000 000 долларов сегодня. Естественно, она все это сделала для фонда.
Я достала камеру и стала ее снимать. Я видела только глаза Харви. Он был готов меня убить, расстрелять, но не мог. Я сижу в первом ряду рядом с Максимилианом Шеллом и рядом с Роджером Муром – главным Джеймсом Бондом страны! Я видела, как у Харви просто пена шла изо рта. Я его видела, он меня видел, и я понимала: «Все, он мне этого не простит». Неважно.
После этого у нас был великолепный совершенно ужин. За столом напротив меня сидела Элизабет Тейлор, а справа от нее сидел крупнейший модельер Жан Франко Ферре, которого я очень любила и уважала. В то время он был дизайнером Лиз Тейлор, и на этой встрече она была одета в его платье. «Джеймс Бонд» тоже сидел с нами. Стол был очень небольшой, не больше семи человек. Я камеру изумительно приспособила под свое кресло и начала снимать Лиз, которая мне разрешила это делать, потому что мы как бы часть одной семьи. Она сказала: «Да снимай ты ради Бога». Только я достала камеру, непонятно откуда подходит ко мне мужчина из охраны Элизабет и говорит на ушко: «Пожалуйста, немедленно прекратите эту съемку, это запрещено». Я ему объясняю, кто такая Мария Шелл, кто такая я, как мы связаны, он смотрит на Лиз, та делает легкий кивок головой, что она не против. Он уходит, но потом опять возвращается: «Вы же мне сказали, что это домашняя съемка, простите, но у вас профессиональная камера». Ха-ха, ой-ей-ей! Я так плечами пожала, а Лиз ему легким кивком головы как бы говорит: «Уйди». И он опять растворился.
И вдруг камера задевает за мое украшение, и у меня начинает рассыпаться жемчуг. Всё вниз, под стол. Я бросаюсь под стол его собирать – и что вы думаете? Под столом я встречаю дизайнера Жана Франка Ферре – настоящего мужчину и истинного джентльмена, который решил помочь мне собрать этот жемчуг. И он спрашивает: «Вы понимаете, что это шедевр? Кто дизайнер? Кто это на вас надел? Расскажите мне срочно». Я начинаю ему объяснять, что здесь нет ничего – вот это лифчик, а это просто нашитый шифон… «А украшение сделала (в то время никому не известная) Катя Филиппова. Хотите ее номер телефона? Я вам дам». И дала. Он в таком восхищении: «Тогда я вас поздравляю, вы самый фешенебельный дизайнер, да еще и сделали это шедевр из ничего». Я говорю:
– Да, конечно, – и добавляю почему-то: – Не надо разбрасывать жемчуг перед свиньями.
Он так на меня внимательно посмотрел:
– Вы хотите именно так назвать всю эту безумную организацию, весь этот ивент, это событие?
– Да нет, я просто цитирую Библию.
Так ему это понравилось. Мы, довольные, вылезаем из-под стола, вытаскиваем: он – полные руки жемчуга, я – полные руки жемчуга, и садимся на свои места, ссыпаем жемчуг в фужеры. Красота!
Лиз смеется, а потом говорит:
– Наташ, ты мне лучше расскажи, а у вас в России какая ситуация со СПИДом?
А я вообще не в курсе. Мне было так стыдно:
– Я не знаю, я очень мало проинформирована.
– А ты зайди посмотри, что в мире-то творится…
– Хорошо, обязательно.
Мы с ней после этого еще встречались в Лос-Анджелесе. Я не очень хорошо владею информационными технологиями, тут же связываюсь со своим менеджером Сергеем Гагариным: «Сережа, быстро найди людей, которые могут дать мировую статистику по СПИДу». Мы долго работали и поняли, что мировую статистику мы найти не можем, даже африканская статистика существует, но никто не знает ситуацию в России. Стали изучать все, что происходило в России в то время, и вдруг начинаем получать информацию со всех сторон: от друзей, от людей, которые работают в школах (здесь мне помогла мама, которая была когда-то большим начальником, руководила всеми школами и дала нужные контакты), и т. д. и т. п. Мы провели огромную работу и поняли, что на любимой Родине в наших любимых школах продаются наркотики в туалетах и никто не может проконтролировать этот процесс. Продаются страшнейшие наркотики, которые надо колоть, и инфекция передается через шприцы, Идет осознанная акция убийства молодежи страны. Продаются коробки с травой, которые стоят бешеных денег. И продается вот эта мерзость, которая стоит в 20 раз меньше. Конечно, все покупают то, что дешевле.