Это были удивительные пять дней. Макс не мог мне простить, что я увезла с собой няню детей Крис, потому что ей доставалось очень сильно. Она вставала рано, ложилась невесть во сколько, Макс ее во все тяжкие использовал: она и сценарии его должна была читать, и готовить иногда, и за детьми ухаживать, и водителем быть, и я не знаю кем. Я ее спасала и поддерживала, несмотря на все наши сложнейшие передряги. Я понимала, что ей необходимо устроить хотя бы маленький отдых. И дети уже были довольно взрослые. Таким образом, мы сбежали. Максу было… ну, все же я это делала с его позволения.
Удивительные пять дней с одной историей, которая закончилась восхитительно для меня и очень странно для наших отношений. В предпоследний день путешествия, после четырех дней восторга, Дон Мигель отправил нас всех в пустыню. То место, где мы все остановились, было очень далеко от людей, там никого нельзя было встретить. Он собрал всю группу – 30 человек, мы долго вспоминали Иисуса, он нам рассказывал удивительные истории о том, как, в его понимании, Иисус ушел в пустыню человеком, а вернулся оттуда пророком. И как Иисус смог за 40 дней отпустить все то человеческое, что всегда беспокоит… Дон Мигель сказал: «Я вам дам не 40 дней, а 40 минут. Вы сейчас все пойдете в пустыню и вернетесь оттуда без тех тяжелейших историй, которые вас мучают». Дело в том, что в учении тольтеков грехов было не 7, а 37, и одиночество в том числе являлось одним из самых страшных. А все остальное – как у нас: не убий, не укради, не чревоугодничай… Я такого задания в своей жизни никогда не получала. И вот я ушла. Не помню, что со мной происходило, но помню, что лились слезы. Я помню, что очищенная, такая светлая, удивительно успокоенная женщина с внутренним ребенком – маленькой Наташей, которая пела и танцевала, которую я искала, просто захлебывалась от счастья внутри меня. Именно эта женщина вернулась обратно в лагерь.
После этого Дон Мигель немедленно сказал: «Всем переодеться в белые одежды». Мы пришли, сделали Circle of Fire – огненный круг, развели огромный тольтекский костер. Немножечко поели, совсем чуть-чуть, как птички поклевали, очистились перед этим огнем, очищенные сделали ритуал поклонения солнцу, поклонения огню, камням, земле-матушке, воде и т. д. И все пошли в аудиторию, где проходили наши лекции и учения. Оттуда вдруг вынесли все кресла, и Дон Мигель сказал: «А сейчас – танцы! Отпустите себя каждый настолько, насколько можете. Я хочу танец радости, счастья, поклонения Всевышнему и любви». И все пустились в пляс. Я стояла счастливая, хлопала глазами как у маленького ребенка (мне тогда было 42 или 43 года, не помню).
И вдруг откуда ни возьмись, как вихрь, передо мной возникает безумной красоты молодой человек, очень молодой, и просто насильно уводит меня в танец. Я знала этого молодого человека, он тоже посещал наши уроки. Это был сын Дона Мигеля, ему исполнилось 18 лет, и он учился в Академии американского киноискусства на оператора. (Он тоже учился у своего папы, и сейчас он ведет дело Дона Мигеля Руиса.) И мы с ним унеслись в каком-то безумном танце. Это был вихрь… Все обращали на нас внимание. Мы танцевали, соединенные потоком какой-то unconditional love (безусловной любви). В конце этого танца он бросился и поцеловал меня в губы, как ненормальный. Все остановились и на нас вытаращились. Но это был поцелуй совершенной невинности, чистоты, там не было никакой другой мысли. Я такого поцелуя в своей жизни никогда не испытывала. Он не имел никакого отношения к телу. Я не знаю, что это. Видимо, это и есть настоящая всеобъемлющая любовь. Я была как завороженная. Мы стояли с ним вдвоем и поняли, что на нас смотрят все люди.
Но здесь самое главное в другом. Ко мне тут же подошла моя учительница йоги и ученица Дона Мигеля Барбара и сказала: «Какое право ты имеешь?» И все. Единственный, кто радовался, как ребенок, и хлопал в ладоши, был Дон Мигель. Сам мастер. Все остальные подошли за ужином и высказали мне свое «фэ». «Какое ты имела право это сделать? Это ребенок, ему 18 лет. И вообще, о чем ты думаешь?» Я чуть не плакала. Я стояла и понимала, что все ученики на хрен ничему не научились у своего учителя. Я хотела об этом им сказать: «О чем вы говорите? Эй, это же то, что он просил! Это же то задание, которое нам дал Дон Мигель! Неужели вы не поняли? Это все об unconditional love, о безусловной любви!» Но вокруг были «каменные стены». И мне опять пришлось спрятаться в свою ракушку, хотя я точно знала, что вот это правильная ступень к истине.
Неприятно, что свидетелем оказалась еще и Крис. Что она наговорила Максу, я представления не имею. А она точно наговорила!